выхода. Вообразите только — он раскидал, чтобы не сказать покалечил, четверых. Расшвырял словно котят, сопровождая эти действия эпитетами из сути которых я заключил, что человеку с такими способностями решительно необходимо жениться.
Пушкин закашлялся. Посол покраснел.
— На судне засуетились, слышался шум и топот. Его сиятельство баррикадировал проход и кричал мне собирать мушкеты, коих и близко не было. По счастью, само это слово навело на удачную мысль.
— Идемте в каюту капитана, граф, — воззвал я к разуму, — там должно быть оружие.
Найти её оказалось легко, тем более мы находились совсем рядом. Там даже горела лампа, что подтверждало догадку о том, что этот Джеймс был сухопутным, но не морским офицером. Моряк никогда не оставил бы зажженую лампу без присмотра.
Мы вооружились мушкетами с короткими широкими стволами, пистолетами и тесаками. Должно быть, этот Джеймс не доверял команде. Все оружие было готово к употреблению, что мы и сделали увидев не самые приятные рожи каких-то оборванцев бандитской наружности. Абордажные мушкеты в упор — это штука, доложу вам. Бьёт как из гаубицы. Отдача чуть не вывихнула мне руки, это единственный минус. Но каков эффект! Всё заволокло дымом, ничего не было видно, только проклятия и вопли услаждали нам слух. Идти на вылазку по недобитым телам — не лучшая затея, и мы спокойно перезарядили оружие, отыскав порох.
Долго сидеть в осаде не пришлось, казаки наконец добрались до судна.
— Каким образом? — спросил Пушкин.
— Вплавь. Это ведь казаки. Я им так и указал, лодок не брать, слишком заметно. Попадёшь под полоску света лунного и всё, расстреляют с палубы. Никто ведь не знал как оно будет. А вплавь они сумели подобраться незаметно. Как уж и чего, вам лучше у них пораспрашивать, Александр Сергеевич. В моём понятии казак — это человек ловкий как кошка. Они не подвели. Не знаю, что подумали эти разбойники когда им на палубу полезли голые люди с саблями, но вряд ли хорошее. Услышав шум с элементами русской речи, мы решились идти туда же. Граф закричал, чтобы все лежали, иначе их покарает Амон. Странно, но упоминание древнеегипетского бога подействовало. Никто из раненых и ещё живых не попытался ткнуть нас чем-нибудь острым когда мы шли буквально по телами. Нет, господа, я обязательно заведу себе такой мушкет! Картечь в упор — страшное дело.
— Так вы захватили корабль?
— Именно так, Апполинарий Петрович. Захватили. Кстати, вы уверены, что отплыть шхуна должна была с рассветом?
— Что вызвало у вас сомнения, Пётр Романович?
— Экипаж невелик. Всего человек двадцать едва набралось. Может быть, часть ночевала на берегу? Но тогда как их собрать вовремя? Впрочем, не суть. Корабль мы захватили. Его сиятельство продолжал пребывать в состоянии крайней воинственности. Почему и… моя вина, не уследил, каюсь.
— Что он сделал?
— Выполнил обещание. Вернулся за нашим англичанином, выволок того на палубу и избавил от головы.
— Как⁈ — воскликнул Бутенёв, которому весь рассказ казался басней.
— Неумело, что указывает на отсутствие привычки к подобным делам. Но отделил часть тела от прочего. Если вас утешит, Уркварт был без сознания.
— Что потом?
— Мы осмотрели шхуну. Экипаж, то есть его остатки, меньше десятка человек, вёл себя послушно и смирно.
— Ещё бы!
— Его сиятельство порывист, но никто не станет отрицать, что граф обладает даром убеждения. В трюмах нашли оружие. Пушки, ружья и порох. Много пороха.
— Насколько много?
— На глаз — сотни пудов, возможно с тысячу. Всё как вы и говорили, ваше превосходительство. Пушек двенадцать.
— Эх, — с досадой хлопнул рукой о стол посол, — совсем совесть потеряли. Так и тащат.
— Вы, должно быть, понимаете, что успешно завладев кораблем, его сиятельство немедленно задумал его использовать?
— Боюсь даже представить!
— И будете совершенно правы. Наш дорогой граф припомнил, что он в данное время дипломат, чья задача заключена в содействии восстановления отношений с Османской империей. Потому и предложил сделать из шхуны брандер, да и направить на турецкий флот.
Бутенёв остолбенел и вытаращил глаза. Пушкин расхохотался.
— Его сиятельство предложил повторить подвиги Чесменской баталии, — невозмутимо продолжал Безобразов, — но, к его огромному разочарованию, выполнить новый замысел не представилось возможности. Не было моряков на которых можно положиться, да и создание брандера дело не столь простое. Потому решили забрать корабельный журнал и прочие бумаги, да взорвать шхуну там где стоит. Дальнейшее вы знаете.
— Да, гром вышел преизрядный. Кроме Степана никто не пострадал?
— Нет, Александр Сергеевич, все целы. Не считая экипажа, конечно. Казаки не получили и царапины. Так же ушли водой без проблем и потерь. Вот графу не повезло.
— А говорите, что фортуна за него. — не сдерживал веселье Пушкин.
— Быть может, это её действие, — возразил Безобразов, — иногда и удача просит остановиться. Кто знает, может его сиятельство предложил бы заодно наведаться в английское посольство с целью личного доклада? А так мы были уже у берега когда шхуна взлетела ввысь и переломилась надвое.
— Чем его приложило?
— Да какой-то щепкой. Ничего серьёзного, но крови потерял. Да и общее возбуждение наконец обессилило его сиятельство. Я думаю, что проснётся граф свежим и полным сил. Пусть пока спит.
— Да, расстроили вы меня, Пётр Романович, расстроили.
— Помилуйте, Александр Сергеевич, вы тоже будете корить за безрассудство? — улыбнулся Безобразов.
— Нет, но как вы решили провернуть такую великолепную шутку без меня⁈
Глава 12
В которой Пушкин начинает проникаться дипломатией.
Дворец русского посольства принял гостей как полагается представителю державы великой, богатой. Торжественное открытие после ремонта, совпавшее с ожидаемым ответом императора на запрос Бутенёва, удалось на славу. До уровня пиршеств Рибопьера дотянуть не смогли, здесь требовались не только деньги, но особенный вкус, хотя вышло весьма
