всякое студенты, пока учат? – вздохнул Терентий. – Вот, например, нашенский студиус, сидит и бу-бу-бу себе под нос, а потом кааак подпрыгнет, кааак сверзится со стула, кааак станет вороном! А потом прыг обратно и клювом по книге клац-клац-клац!
Таня покачала головой – для неё все эти дисциплины были чем-то жутким и страаашным, так что она вообще от души изумлялась, как это у Врана хватает сил всё это учить!
– Бедный, это он, небось, с материаловедением страдает! Он говорил, что почему-то это ему даётся труднее.
– Ага, труднее… – фыркнула норушь. – Он страдает, потому что идёт вровень с остальными, а по другим предметам он уже их давно обогнал.
– Вот чудак какой, – удивилась Таня, решившая, что надо бы повнимательнее слушать, что говорит Вран. И так из-за поездки и рабочих нагрузок в последнее время она что-то упустила.
– А чем это у вас так классно пахнет? – в дверном проёме возник Вран, взлохмаченный борьбой с материаловедением.
– Котлетами! – с видом профессора поведал ему Терентий. – Вкууускными!
– Уже небось слопал. И наверняка с Таниной тарелки! – сходу понял расстановку сил Вран. – Совести у тебя нет!
– Нету-нету, – подтвердила норушь, – Таня их только сделала, выложила одну для пробы, отвлеклась, а пробовать-то уже нечего! А котлета была такая горячая! Надо бы подождать, а потом уже садиться. Хотяяя… Ой, давайте скорее сядем и их попробуем, потому что приехал Соколовский с кем-то…
Норушь прислушалась к чему-то, слышному только ей, а потом шустро юркнула в угол. Вернулась быстро и тут же доложила:
– Там какой-то Тявин! И как я понимаю, это именно тот лис, о котором Таня рассказывала.
Терентий закатил глаза и жалобно простонал.
– И чего ты скрипишь?
– Я не скриплю, я страдаю – лисы всегда очень вместительные! – Терентий окинул взглядом сковороду с котлетами. – А котлет у нас не так чтобы бесконечное количество!
– Не переживай, я много фарша сделала, – утешила его Таня. – Погоди… тебе их и нельзя!
– Да с чего ты взяла-то? Мне всё можно – я не простой кот!
Вран хмыкнул:
– Не простой? Да ты и можешь-то только болтать по-людски. А на пищеварение это не влияет!
Звонок смартфона заглушил вопли оскорблённого Терентия, который уверенно считал себя гораздо более сложным, чем все остальные.
– Тихо! Начальство звонит! – скомандовала Таня, принимая вызов.
– Танечка, у нас тут гость прибыл… Вы не могли бы выйти в гостиницу? – Соколовский покосился на Тявина, явно взволнованного.
– Да, конечно! Сейчас!
Шушана открыла проход, и, разумеется, изумительный запах котлет вышёл первым…
Тявин явственно сглотнул слюну, Соколовский принюхался, Вран насмешливо фыркнул, а Терентий на заднем плане картинно приложил лапу ко лбу, подразумевая, что он-то точно знал, чем всё это закончится…
Татьяна вежливо поздоровалась с Тявином, спросила, как дела у оленей и у Ххорша.
– Олени – прекрасно! Ххорш – незаслуженно отлично! – воспрял слегка смущённый Тявин. – И мне бы поговорить с вами с глазу на глаз…
– Да, конечно, – Таня удивилась, но решила, что ему надо по здоровью посоветоваться. Мало ли что…
– Идите в мой кабинет, там и поговорите! – Соколовский благожелательно поулыбался, а потом переключился на Врана – надо же уточнить у подчинённого про курсы по программированию.
Нет, Таня, конечно же, помнила про золотые рога, подаренные ей оленями, но думала, что ей поступит денежный перевод на счёт, и оказалась совсем не готова к здоровенной сумище, набитой пачками крупных купюр, которую водрузил перед ней Тявин.
– Вот. Это ваше! Тут то, что вы получили за рога, за вычетом процента моего родственника-старателя, ну и моего… за доставку. Вот я тут листик положил с расчётами.
Тявин настойчиво протягивал Тане лист в клеточку, на котором были выкладки по суммам.
Таня машинально его взяла, и у неё аж в глазах зарябило от нулей.
– Много за доставку? – переживал Тявин. – Я не осмелился такие суммы переводить… Да, я знаю, что с подарков в деньгах налоги не берутся, но очень уж значительный перевод получился бы. Не хотелось привлекать внимание.
– Да как же вы это провезли? В аэропортах, на вокзалах везде же багаж проверяют! – ахнула Таня.
– Конечно, вот поэтому я машиной ехал. Тут от Нижневартовска до вас всего-то пятьдесят часов езды. Ээээ, если что, я уменьшу свою часть.
– Тявин, да вы что? По-моему, вы себя обделили! – Татьяна изумлённо смотрела на него. – Вы мало взяли!
Тявин облегчённо выдохнул. Нет, не потому что Таня чуть не силой заставила его взять дополнительную сумму из сумищи, а потому что у разных людей разный «спусковой крючок». На кого-то гипнотически действует золото, а на кого-то пачки более привычных денег.
Таня испытание прошла на отлично! Именно это и порадовало Тявина – он-то много чего разного видел за свою жизнь, благо лисы его рода живут значительно, несоизмеримо дольше обычных.
– Спасибо вам, – Тявин обратил внимание на то, что Татьяна легко отвернулась от сумки, общаясь с ним, и благодарил не только за деньги, но и за это – возможность открыться перед человеком, который знает, кто ты такой, да ещё и точно-преточно не продаст твой секрет, не предаст, повинуясь шороху этих бумажек, дорогого стоит!
– Да это вам спасибо! Я, если честно, не ожидала, что будет так… так много.
– Неужели не прикидывали? – хулигански улыбнулся Тявин, почувствовав себя несоизмеримо лучше и свободнее, чем совсем недавно.
– Неа, запретила себе! – Таня ответила на улыбку и удивилась – Тявин протягивал ей коробку.
– Это подарок от моих сородичей, к которым вы летали в Норильск. Там ничего такого особенного, но им очень хотелось передать вам что-то на память.
Таня открыла коробку, разобрала плотные слои мягкой белой бумаги и ахнула:
– Красота какая!
– Это резьба по бивню мамонта, – пояснял Тявин, очень довольный её реакцией. – Собственно, сам мамонт, а сбоку ещё кулон лежит.
Татьяна с трудом оторвалась от изумительно тонкой работы, изображавшей мамонта, – кажется, каждая шерстинка была видна, и вытащила из коробки кулон с лисой.
– Они всё пытались найти такой же с песцом, но не успели – мастер долго работает, а у него в наличии был только этот лис, – расслабленно объяснял Тявин.
Если честно, он устал – долгая езда за рулём, остановки лишь на заправках и чтобы поесть. На сон он не отвлекался, знал, что может ещё потерпеть, всё-таки он не человек, которому сон необходим постоянно. Хотя больше всего сил отняло московское движение, хорошо ещё, что в машине был один, – ругался он совершенно неприлично аж на трёх языках – на русском, на языке манси и на лисьем.
А ещё… ещё волновался, как Татьяна воспримет деньги. Если честно, его потянуло к этому человеку. Потянуло так, как иногда это бывало у лис – хотелось услышать голос, запах, бежать со всех лап по насту, не проваливаясь, чтобы просто посмотреть издалека – этого обычно бывало достаточно.
Но те люди не знали, кто он. Просто лиса, которая крутится неподалёку, не вредит, не пакостничает, а так… любопытствует. Ему могли даже что-то съестное подкинуть
