мою, а мастера Уманского. Я только произвожу, продаю и слежу, чтобы никто не нарушил патент. А то маленького оружейного мастера может обидеть каждый, а вот Вестника… — Вадим многозначительно поднял палец.
— В общем, несмотря на все замечания, — Чернышёв указал на письма от офицеров с Кавказа, — мы бы хотели перекупить патент.
— Только на винтовку?
— Да, карабины и револьверы, пока приняли только на флоте, с ними мы согласны по цене, хотя и будем рады скидке.
— Это обсуждаемо, например, с выделением рабочих к моим заводам и помощи при постройке училищ мы сможем понизить цену.
— Здесь должен решать его императорское Величество, — взял паузу Чернышёв.
— Конечно. И допустим, мы продадим вам патент на винтовки, как вы будете делать для них стволы и патроны? Сколько сейчас нарезных стволов выпускают в Сестрорецке? Сто? Двести?
Военный министр не ответил, ожидая предложения от Вадима.
— В силах моей компании поставить не только станки, но и паровые машины, для оружейных заводов империи. Тысячи нарезных стволов, сотни тысяч. Можно даже расточить имеющиеся. С новой пулей пойдет.
— Это только нарезные стволы, остались патроны, — заметил Александр Иванович.
— Верно, но здесь либо полностью делать гильзу из цинка, — Вади заметил, как министр сжал кулаки, — либо донышко с капсюлем из цинка, а гильзу папковую, как мы сейчас делаем. Заводы под гремучую ртуть так и так придется строить. Вы же рассматривали другие ружья уже с капсюлями для армии.
— Вы хорошо осведомлены, для человека, который последние полгода был на Кавказе, — заметил Чернышёв.
— Дела компании обязывают.
— Хорошо, я уговорю его императорское величество, — Чернышёв налил себе коньяку, — чтобы вы хотели для себя?
— Помимо денег? — Вадим мокнул пряник в чай, — право на продажу оружия и строительство оружейных заводов. И еще, пока я был далеко, мои мастера придумали новый револьвер. Думаю, что он будет интересен нашим дипломатам и, может, еще полицейским.
— Вы принесли с собой оружие? На встречу с его императорским величеством?
— Что вы, ваше высокопревосходительство, только рисунок, — Вадим достал из нагрудного кармана чертеж короткоствольного револьвера, который помещался в кармане сюртука.
Чернышёв рассмотрел новый револьвер и заметил:
— Интересно, большего пока сказать не могу. И по поводу разрешения, насколько я знаю, вы и так можете продавать оружие.
— Ваше высокопревосходительство, с документом от министерства за вашей подписью, мне откроется больше возможностей в продвижении отечественной оружейной школы. Вы же назовете новую винтовку Уманской?
— Верно, винтовка уманского сорок второго года, хотя может и сорок третьего, если до конца года не успеем принять на вооружение.
— Отлично, — Вадим постучал пальцами по столу, и многозначительно посмотрел на дверь.
— Подождите, — остановил его Чернышев, — как вы убили того турка?
— Слонобойное ружье. Первый раз мы с этим, хм, человеком встретились, при погоне за Шамилем турок разбил отряд преследования. Если бы не пара надежных револьверов и товарищи, то я бы сгинул, — Вадим приложил руку к груди, — от него отскакивали пули, а кожа в месте попадания покрывалась корочкой. Когда у меня закончились патроны, я прыгнул в реку, чуть не разбившись.
— Это слонобойное ружье, у вас с собой? — Чернышёв спросил просто, как будто из любопытства.
— Сломалось, мне его изготовил известный грузинский мастер перед смертью, теперь даже не знаю, как починить. Может быть, мастер Уманский сможет. А что, армия заинтересована в слонобойных ружьях? Не думаю, что у османов много таких специалистов.
— Ну, это уже заботы штаба, Вадим Борисович, вам как гражданскому лицу, нечего бояться, — оба обменялись взглядами, говорящими: «ах, ты ж сука мстительная», «сам сука торгашная».
За Вадимом закрылась дверь в коридор. Военный министр пошел на разговор с его императорским величеством.
— Ну ничего, солдафон, еще посмотрим кто кого.
Мастер Уманский
Вадим спустился на второй этаж. На улице стоял поздний вечер, через окна шел желтый свет фонарей. Около кабинета начальника жандармерии не осталось посетителей, поэтому Вадим обратился к секретарю Месечкина Алексея Игнатьевича:
— Беркутов к Алексею Игнатьевичу.
Секретарь лениво оценил юношу перед собой, прежде чем осведомиться:
— Вам назначено?
— Больше того, Алексей Игнатьевич поругает вас, за то, что заставляете его и меня ждать.
Может угроза и не надавила на секретаря в должной мере, но из-за стола поднялся и заглянул к начальнику, прежде чем буркнуть, — проходите.
Кабинет Местечкина изменился не сильно, он не стал переезжать в кабинет бывшего начальника, только обновили все платяные на новые картотеки с замками на дверцах.
— Вот он, источник моей головной боли и вечного недосыпа, — Месечкин отложил газету и встал из-за рабочего места.
— Полковник? Еще не генерал? — удивился Вадим, здороваясь с начальником жандармерии.
— Государь ПОКА не миловал, — пожал плечами Месечкин и отпер дверцу шкафа, там у него стояла бутылка водки и закрытая банка огурцов.
Вадим взглянул на газету, которую читал Месечкин. На первой полосе красовалось рекламное объявление: «В Петербурге открыли средство, которое поможет избавиться от бродячих собак!»
— И куда смотрит цензура?
— А, ты про рекламу, так это губернатор лично просил у государя. Он подумал, что нашел золотую жилу для столицы. Чай, кофе не предлагаю, но угостить — угощу.
— Думаешь, что от водки, я быстрее помру? — улыбнулся Вадим, — Зря!
— Попытка не пытка, — они чокнулись.
— Я заметил, что в третьем отделении стало как-то много народу, даже целые военные министры захаживают, — Вадим закусил хрустящим огурчиком.
— Ну вот не надо, ну вот не делайте вид, Вадим Борисович, что вы ни при чём. Только вчера государь проводил собрание по поводу борьбы в стране с организованной преступностью! И на меня так посмотрел, — Месечкин потер уставшие глаза и уставился в стенку, — а я ему, вот в столице преступлений меньше стало, теперь на очереди Москва, вот и шумно.
— Порекомендуйте государю в газетах писать о пойманных преступниках и отличившихся полицейских.
— Вадим Борисович, вы не понимаете, у нас в стране преступности нет, ну или так должен думать народ. Вообще, если бы ваши люди работали аккуратнее, то мне не пришлось бы убирать кучу тел из-под Новгорода, — Месечкин развернулся к Вадиму и с вызовом надул щёки.
— Я смотрю, Алексей Игнатьевич, у вас новый секретарь, — Вадим замолчал, пережевывая огурец.
— Старый задохнулся от работы, — сквозь зубы проговорил Алексей Игнатьевич и поставил на стол табакерку. Только на месте табака там лежала пара белых таблеток.
— Подайте нищим, — Месечкин потряс табакеркой.
Вадим ухмыльнулся и протянул коробку с противоядием.
— Я же говорил, что хватит с запасом. Только водкой не запивайте.
— А я их под язык, как карамельки, — оскалился Месечкин.
— Можно и так. Я к вам Алексей Игнатьевич с
