сделай Гленробин настоящим домом. Наполни его детьми, собаками, всем, чего пожелает твое сердце. Но прежде всего наполни его любовью и смехом, найди свое истинное счастье, моя дерзкая девочка. Ты заслуживаешь этого.
С любовью,
Целую,
Бабушка.
Я прижимаю руку к дрожащим губам, слезы текут по щекам. Я чувствую, что она находится в комнате со мной, ее глаза мягкие и искренние, но в то же время жесткие и суровые.
О, боже, Кэтрин!
Я смотрю на бумагу, слова расплываются. Я гордилась тем, что, не опасаясь, иду по жизни в одиночку, бросаясь из одного приключения в другое, в поисках счастья, всегда недосягаемого.
Зато в объятиях Эдварда у меня есть все, что предсказывала Кэтрин. Счастье, довольство, любовь.
А я все это бросила ему назад. Из страха. А ведь он решился открыть мне свое сердце.
— О, боже, Эдвард!..
Я вскакиваю. Мне срочно нужно добраться до него. Добраться сейчас.
Пожалуйста, пусть не будет слишком поздно!
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Эдвард
— Она там, Чарльз? — Я прохожу через его приемную, прерывая разговор, который он ведет с секретаршей.
— Что? Да. — Его глаза расширяются от удивления. — На твоем месте я бы подождал, — говорит Чарльз.
Я устал ждать.
— Извини, Чарльз, но я…
Тяжелая дубовая дверь распахивается, чуть не стукнув меня.
— Эдвард! — Она стоит передо мной, бледная, измученная.
Я вхожу в кабинет, захлопываю дверь.
— Нам нужно поговорить!
— Ты здесь! Почему?
— Я решил отказаться от моей части дома. Подарить ее тебе. Этот дом принадлежит тебе. А я хочу двигаться дальше.
— Я должна извиниться перед тобой за тот вечер, — тихо говорит она.
— Не извиняйся. Это моя вина. Мне не хватило терпения, я подталкивал тебя к тому, к чему ты была не готова.
— Может быть, меня стоило подтолкнуть.
— Мне не следовало ничего этого говорить. Я не должен был. Подожди. — Я замираю. — Что ты сказала?
— Я сказала, — она подходит ближе ко мне, ее глаза насторожены, от волнения она кусает губы, — что, возможно, меня стоило подтолкнуть, потому что я оказалась ужасной трусихой. Ты признался мне в любви, а я из страха скрывала от тебя мои чувства. Вела себя не лучше твоей матери, о чем глубоко сожалею.
Я не могу дышать. И не могу поверить. О чем она говорит?
— Я так боюсь, что уже слишком поздно. Я причинила тебе столько боли. — Ее глаза полны слез, они вот-вот польются. — Прости за то, что я бросила тебе твою любовь в ответ, не верила в тебя. И мне жаль, что я не была честна с тобой и недостаточно смела, чтобы признаться, что люблю тебя, Эдвард. Пожалуйста, прости меня!
Мое сердце стучит так, что едва не выпрыгивает.
— Я прощу тебя при одном условии.
— Каком?
— Скажи мне это еще раз.
— Что?
— Сама знаешь. — Я хватаю ее и притягиваю к себе.
Она смеется счастливым смехом.
— Я люблю тебя, Эдвард! Я люблю тебя! Я люблю тебя!
Я целую ее. Страстно и нежно.
— И я люблю тебя, принцесса!
На ее глаза в очередной раз набежали слезы.
— Вряд ли Кэтрин удалось бы подготовить мое очередное приключение еще лучше.
— И мое.
Она наклоняет голову и улыбается.
— Приятели по путешествию?
— Я предпочитаю термин «муж и жена».
— Договорились.
Она скрепляет свое обещание и наш восторг поцелуем.
Где-то наверху нам улыбается Кэтрин с бокалом хереса в руке, произнося тост за свое величайшее достижение. И я не сомневаюсь в будущем, которое она нарисовала. Ни на одну-единственную секунду.
Эпилог
Три года спустя
Саммер
Взволнованные крики из гостиной эхом разносятся по замку, когда мы с Эдвардом приближаемся, держась за руки.
— Думаю, они увидели подарки, — догадываюсь я.
Он смеется.
— Уверена?
Руфус выбегает из комнаты. Золотоволосая малышка спотыкается о его хвост.
— А он был уже? — спрашиваю я Люси, девочку с огромными, бездонными глазами.
Ее кудри подпрыгивают вокруг головы, она кивает, пухлой ручкой указывая в сторону комнаты.
— Санта!
Ее восьмилетний брат Лиам идет за ней, таща за собой шестилетнюю сестру Лайлу.
— Саммер! Эдвард! Он был! Он был!
Люси издает пронзительный визг, и я вздрагиваю, глядя на Эдварда.
— Как ты думаешь, это не разбудит твоих родителей?
— Учитывая храп отца и беруши в ушах матери, не думаю. Это время принадлежит нам, по крайней мере, до восхода солнца.
— Повезло нам!
Я широко улыбаюсь, радуясь за детей. Это будет наше первое настоящее Рождество. И с родителями Эдварда.
За последние несколько лет многое изменилось, особенно в том, что касается его матери. Консультации у психолога дали свои плоды. А сеансы семейной терапии помогли сблизиться нам.
Мы далеко не идеальная семья, но я не уверена, что такие вообще существуют.
У нас есть любовь, и это самое главное.
Особенно сегодня, в такой день.
— Что ж, нам лучше пойти и посмотреть.
Эдвард мягко подталкивает меня вперед. В его карих глазах отражаются огоньки гирлянд, которые мы развесили по всему вестибюлю среди остролиста и плюща. Я сделала их вместе с Кариной, Мари и нашей старшей приемной дочерью Ларой.
— Ну и где?
И тут я вижу Лару. Она стоит в углу гостиной, скрестив руки на груди, настороженно смотрит на елку с множеством подарков под ней. Она старшая из детей, сердце болит за нее.
Она слабо улыбается, видя, как мы входим, ее взгляд устремлен на брата и сестер, те бегут к елке, их возбужденная болтовня наполняет воздух. Это наше первое Рождество в качестве приемных родителей. Наша первая возможность подарить им Рождество, о котором я в их возрасте даже и не мечтала.
Эдвард сжимает мою руку, я слегка улыбаюсь ему, прежде чем подойти к Ларе. Мы прошли долгий путь с тех пор, как они присоединились к нам на Пасху, провели подготовку к Рождеству, соблюдая все традиции. Рукоделие, выпечка, пение рождественских гимнов, катание на коньках, поездка к Санте.
— Счастливого Рождества, Лара.
Я неуверенно улыбаюсь ей, останавливаясь в шаге от девочки. Она поднимает на меня взгляд, и я замечаю слезы, от которых перехватывает дыхание, а потом ее руки обвиваются вокруг моей талии, а голова оказывается у меня на груди.
— Счастливого Рождества, Саммер.
Я прижимаю ее к себе, целую в волосы и пытаюсь не задохнуться от переполняющих эмоций.
Смахиваю и замечаю, что Эдвард смотрит на меня с улыбкой, полной любви и счастья. У него на руках Люси, у его ног возбужденный Лиам. Лайла смеется, катаясь по полу с лающим Руфусом.
Как шумно, как прекрасно. И
