значит, придется вставать мне. Я быстро снимаю халат с крючка и направляюсь к двери. Мышцы в моих бедрах и интимных частях ноют в знак протеста. Грейсон вчера основательно надо мной поработал. Я отмахиваюсь от этой боли и открываю дверь. Парень завозит тележку с едой, накрытой крышками. Все пахнет так вкусно. Пока служащий все сервирует, я подхожу к сейфу в стене, чтобы достать сумочку. В этот момент из-за угла выходит Грейсон в одном лишь полотенце на бедрах. Батюшки. Похоже, мои дамские местечки понятия не имеют о самосохранении.
— Что ты делаешь? — спрашивает он, глядя на мою руку в сумке.
— Хотела дать чаевые за еду.
— Я об этом позабочусь. Пойдем. — Его слова наводят меня на мысли, о чем еще он может позаботиться. Ну и извращенкой же я стала.
Никто никогда не вызывал у меня таких чувств. Грейсон достает бумажник из кармана джинсов и вручает парню стодолларовую купюру. Эм, ух ты! Я бы столько не дала, парню повезло, что Грейсон вовремя вышел из душа. Парень с широчайшей улыбкой благодарит его за щедрость.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Грейсон, перенося еду на стол на балконе.
— Побаливает, — улыбаюсь я. Каждое движение напоминает о вчерашней ночи.
— Так я и думал. Я позабочусь о тебе, малышка.
Он подгоняет меня наружу, и мы садимся. Передо мной большой выбор еды, но я останавливаюсь на вафлях, беконе, а для удовлетворения любопытства попробую столетнее яйцо. Это яйцо, сваренное вкрутую с черным белком и зеленым желтком. Ну, живем один раз, не так ли? Грейсон накладывает себе всего понемногу. Не знаю, как ему удается так выглядеть. Я откидываюсь на стуле и наслаждаюсь видом. Наш номер выходит прямо на океан, дует расслабляющий бриз. Мы едим в тишине, но я чувствую напряженность Грейсона. Он первым доедает и говорит, что наберет мне ванну.
— Ты не присоединишься ко мне? — Надуваю губы.
— Нет, любовь моя. У тебя все болит. Я не могу быть рядом с тобой голой в одной ванне и не трахнуть, — дразнит он. — Ты будешь отмокать и расслабляться. А перед тем как ехать домой, мы позагораем несколько часов на пляже.
Я уже некоторое время лежу в ванне, когда заходит Грейсон и садится на бортик позади меня. Он просит меня лечь на спину и начинает массировать мне голову, передвигаясь потом к плечам.
— Вчера ночью ты была просто великолепна, — начинает он. — Я люблю, когда ты доверяешь мне, присоединяешься в моих развлечениях, потому что ты мой мир, малышка. Я так благодарен тебе, что ты отдала мне свое сердце.
Я закрываю глаза, впитывая его признание.
— Я так сильно тебя люблю, Грейсон.
— Действиями ты показываешь гораздо больше, милая, но я никогда не устану слышать эти три слова от тебя.
Он наклоняется и нежно целует меня в лоб. Потом уходит, оставляя меня отмокать и вспоминать наш чудесный уикенд, полный открытий. Когда вода начинает остывать, я быстро ополаскиваюсь под душем, чтобы поскорее присоединится к своему мужчине. Остаток дня мы совершенно ничего не делаем, лучше и быть не может. Попиваем коктейли и болтаем о том о сем, просто наслаждаясь компанией друг друга.
* * *
Я сижу на мягком диване и смотрю в окно. Полуденный дождь и бесконечные тучи наводят печальное настроение. Противная погода снаружи соответствует моему внутреннему состоянию, так как Грейсон снова уехал в деловую поездку. Из-за этого нам пришлось сократить свой солнечный отдых, чтобы вернуться домой. Мы променяли солнце на ожидавшую нас слякоть. В небе гремит гром, сотрясая квартиру.
— И кто это у нас тут так жалко выглядит? — Джордан заходит и садится рядом со мной. — У тебя все еще есть я, если ты не забыла.
— Знаю. Я просто уже скучаю по Грейсону. Мне нравится проводить с ним время.
Я продолжаю смотреть на вспышки молний. Считаю секунды до того как вдали звучит гром. В детстве, когда я не могла выйти на улицу, часто так делала. По количеству секунд между молнией и громом можно понять, на каком расстоянии от тебя ударила молния.
— Ага, этот период в отношениях называется «медовый месяц», и у тебя он конкретно настал. — Подруга встряхивает волосами и делает грустное лицо. — Меня заменили, потому что у меня нет сосиски… о'кей, в случае Грейсона — колбасы, — поправляется она, заставляя меня смеяться.
— Какого черта, Джордан? Пожалуйста, скажи мне, что не рассматривала причиндалы моего мужчины?
— Эй, я неспециально. Это он вышел в одном полотенце, ничем не скрывая свою очевидную выпуклость. Я просто констатирую факт, — улыбается она. — Бьюсь об заклад, Лиам чувствовал себя ущербно.
— Уверена, Лиам не рассматривал его промежность. — Шлепаю ее по плечу.
— Чепуха. Мужики сравнивают так же, как и женщины. Твой мужчина выглядел как герой порно-сна, выходя из душа. Мне даже стало на секунду жаль Лиама.
Мы начинаем хохотать, мое плохое настроение тут же улетучивается.
— Чем хочешь заняться? Мне скучно, я уже всю домашку сделала. — Показываю на разложенные на журнальном столике учебники.
— Ну, можно пересмотреть все записанные на приставку эпизоды «Топ-модели по-американски».
— Джордан, на улице гроза!
— И? А она тут каким боком?
— Во время грозы нужно отключать электроприборы, — предупреждаю я.
— Кто сказал? Еще одно из твоих детских воспоминаний? Боже, ну ты и странная. Ничего не случится. Все наши приборы заземлены, максимум — выбьет пробки, и все.
Джордан включает телевизор, игнорируя мои «шивонизмы», как она их называет. Пофиг. Это ее телевизор. Какое мне дело, ударит ли в него молния.
— Что будем есть? — спрашиваю я, меняя тему. Запах томатного соуса витает в воздухе.
— Запеченное зити. — Джордан щелкает по записям, пока не находит «Топ-модель». — Ты хочешь быть на вершине? — подпевает она заставке.
— Ага, и это я странная? Мы с тобой два сапога пара, — улыбаюсь я.
* * *
Занятия проходят как в тумане. Достать учебники, сделать конспекты, убрать в сумку, повтор. Весь день как на автопилоте. Один раз я видела Лиама, но он все еще избегает меня. С Грейсоном же,
