Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Когда Димка пошел в школу, Вера уже занимала на «Метрополисе» должность главного редактора музыкальных программ, постоянно вела прямые эфиры, имея целый блок своих программ, и училась на платных курсах телевизионных дикторов при филфаке МГУ. Ее имя стало на слуху, она получала письма от поклонников. Ее внешность оставалась для всех загадкой, она превратилась в сирену, все узнавали ее голос, но сама она оставалась невидимой…
Она смогла поменять свою хрущевку на двухкомнатную недалеко от телецентра на Шаболовской, сделала ремонт, поменяла всю сантехнику и мебель, подумывала о покупке машины, но не было времени учиться еще и в автошколе, чтобы сдать на права. Жизнь летела с неимоверной скоростью. Ей было только двадцать пять…
Слухи о том, что Шовкошитного забирает к себе Петрушевский, курсировали по «Метрополису» давно, с тех самых пор, как узнали, что известный музыкальный продюсер и магнат Петрушевский открывает на телевидении новый музыкальный канал и под этот проект собирает отовсюду профессионалов. В один прекрасный день Шовкошитный появился на работе в обществе малознакомых большинству сотрудников людей в деловых костюмах, и всем было официально объявлено, что он снимает с себя полномочия генерального директора радиостанции. Шовкошитный «уводил» с собой на телевидение несколько человек из «своей команды». Первой, кто получил от него предложение сменить место работы, была его жена Аннета, второй – Вера…
Вера согласилась перейти работать на телевидение, хотя в первое время это означало существенную потерю в деньгах и непочатый край работы, но она ориентировалась на Шовкошитного как на самый надежный барометр. За все те годы, что Вера принадлежала к его маленькому клану, она имела возможность пронаблюдать, как возросло благосостояние самого «друга Петрика» от трехкомнатной квартиры на Ленинском проспекте до особняка в охраняемом поселке по Рублевскому шоссе, и убедиться, что Шовкошитный неправильных финансовых ходов не делает и с сотрудниками по-своему честен: там, где он сам получал тысячу, его работник всегда вовремя и честно мог заработать свою сотню… Вера рискнула уйти с радио и не проиграла: через два года она уже вела на музканале субботнюю получасовую программу для полуночников…
…"А теперь… Господи, что они сделали с моим лицом? На кого я теперь похожа? Работать в эфире точно смогу не скоро. Если вообще смогу…"
Но думать о том, что сейчас происходит у нее на работе, Вера себе запрещала, как запрещала волноваться за Димку. Зачем мучиться из-за химер: а вдруг?.. а что, если?..
«У меня есть из-за чего нервничать, и я буду волноваться потом, когда станет что-то известно».
После драки с чеченкой она оказалась в изоляции. Рита не доверяла ей, и другие женщины избегали общаться с Верой. Она сидела в шестнадцатой третий месяц, когда произошел эпизод, снова изменивший невольно ее судьбу: как-то среди ночи Алюня – одна из приятельниц Риты – подняла всех на ноги страшными криками боли. Она каталась по нарам, крича, как роженица, держась за правую ногу в области паха. Нога чернела и раздувалась на глазах. Женщины обступили ее, наперебой раздавая советы. Вера протиснулась к Алюне. Одного взгляда на ее распухшую онемевшую ногу оказалось достаточно, чтобы понять, что дело в тромбе, закупорившем вену где-то в районе паха. Она помнила еще с практики по хирургии, что, если вовремя не оказать помощь, дело может кончиться ампутацией. Она сказала об этом Рите, и та стуком в дверь вызвала контролеров, но те отказались среди ночи вести Алюню в санчасть:
– Ничего, до утра не околеет, потерпит.
До утра Вера делала ей массаж ноги, разгоняя застоявшуюся кровь. Мяла, колотила, щипала онемевшие мышцы, колола ступню… Наконец боль утихла, Алюня смогла двигать ногой. Утром ее забрали в госпиталь. В тот же день Веру впервые вызвали на допрос. Громыхнула дверь камеры, и охранник крикнул в сырую духоту:
– Удогова! К следователю!
Когда она вернулась в камеру, Рита не сказала ни единого лишнего слова, не задала ей ни одного вопроса. Просто, как раньше, перетасовав старую затертую колоду карт, подсела к ней и кивнула: «Ну что, сыграем, артистка? Ты раздаешь…»
…– А что, это был единственный раз, когда вас вызывали к следователю? – удивился я.
– Да. Кроме допроса Кулешов вызвал меня еще раз на пару минут, предъявил обвинение и сразу ушел. Не дал мне даже слово вымолвить.
– То есть вы хотите сказать, что за полгода вы единственный раз общались с людьми, которые занимаются вашим делом.
– Да. Можно сказать, что так.
Удивительно! Я еще могу понять, что Барщевский ни разу не удосужился встретиться с ней, ведь он не участвовал в защите на следствии и принял ее только после того, как дело поступило в суд. Но этот Кулешов допрашивал ее только один раз… И это несмотря на ее постоянные заявления о том, что она не Зоя Удогова. Странно все это. Странно и подозрительно.
– И о чем вы говорили с Кулешовым?
Тут загремел замок в двери, вошел контролер СИЗО и объявил, что время свидания истекло.
– Банный день сегодня, гражданин адвокат, – сказал он, – так что, если вы задержите заключенную, она не успеет помыться.
Пришлось отложить разговор.
По сути, у Матвея Яковлевича Варнавского было два лица. Добрый мягкий профиль: нос уточкой, безвольный подбородок, округлость которого не могла скрыть короткая бородка, большие уши и ямочки на щеках. И суровый хищный фас: сросшиеся жесткие брови, набрякшие веки, острый рентгеновский взгляд, тонкие губы и несимметричная тяжелая улыбка. Этакий Янус, только под девяносто градусов. Сам Варнавский, разумеется, знал об этом феномене и как человек расчетливый умел им пользоваться.
Ожидавший в приемной журналист Пенкин своим визитом не то чтобы напугал, но заинтриговал банкира.
Что ему вдруг могло понадобиться? Связано ли это с его эпическим телерепортажем с аварии на нефтепроводе? Если да, то что ему, собственно, известно?
Впрочем, раз пришел, значит, имеет что предложить, а цена не главное.
Варнавский решительно нажал кнопку селектора:
– Леночка, пригласите журналиста.
Секретарша, одарив шефа очередным многозначительным взглядом, впустила Яшу, напутствуя:
– У вас ровно десять минут.
Поприветствовав вошедшего, банкир тут же слегка развернулся в кресле, обратив к Пенкину левую половину лица, улыбка на которой была шире.
– Что вас ко мне привело, молодой человек?
Яша приготовил блокнот, карандаш и тоже вошел в образ:
– Видите ли, мне необходима консультация авторитетного специалиста по вопросам вкладов и особенностям банковских систем.
– Личный интерес или…
– Или, – профессионально оборвал его Пенкин. – В последнее время, как вы, наверное, знаете, даже в Швейцарии несколько отошли от принципа абсолютной тайны вкладов, чтобы позволить обнаружить деньги бывших нацистских преступников и наркобаронов. Возможно, в России намечается такая же тенденция… В смысле золота КПСС и тому подобного. А наша редакция готовит подборку материалов на эту тему… – Яша с умным видом плел всю эту ахинею, разглядывая неприкрытую роскошь кабинета, жутко дорогой даже на вид костюм банкира и остро ощущая исходящий от него неуловимый запах денег. А ведь деньги-то не его, он ведь только чиновник, образно выражаясь, евнух при гареме.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
