мне сказали — сам я уже мало что понимал. Помню малиновые губы и черные глаза, помню отблески луны на ее скулах. Мы, кажется, целовались. Помню, как Андрей, хорошо приложившись к бутылке водки, подхватил на руки свою даму (как мне шепнул Слава, ей было тридцать два) и принялся с ней кружиться. Время ускорило свой бег, и вот песня уже подходила к концу, и я так и не успел что-то понять, что-то узнать… А может, это и не нужно вовсе? Может, нужно просто жить, чувствовать, дышать, творить, играть с людьми и миром?
Соня и Вика ушли, сказав нам номер своего коттеджа. Мы не могли сразу пойти с ними, так как Андрею стало плохо и его рвало за дискотекой. Мы купили ему бутылку минеральной воды в палатке и приводили друга в чувство. Когда он пришел в себя и мы двинули к дому девушек, дискотека уже подходила к концу. Мы с трудом нашли их дом, пришлось спрашивать дорогу у прохожих, что гуляли, вдыхая ночной воздух. Когда мы пробрались на соседнюю турбазу и наконец-таки отыскали дом, где остановились Соня и Вика, то там уже были другие молодые люди. Несколько парней сидели на веранде, курили сигареты и смеялись. Вики не было видно, зато я узнал Соню. Она сидела на коленях у какого-то типа. Мне сделалось дурно. Они не увидели нас, слишком были увлечены своей пьяной беседой. Мы постояли у забора съемного коттеджа, покурили и пошли обратно к себе на «Колос». По пути мы встретили пьяного Володю. Он обрадовался нам, сказал, что отбился наконец-то от жены, предложил выпить самогона. Мы согласились. Рассказали ему про этих девиц, он предложил набить морды всем их ухажерам. Мы вначале отнекивались, но затем выпили и решили, что и правда стоит подраться. Спасло нас то, что мы, пьяные в дым, не нашли уже дороги на ту турбазу. Как она называлась, кстати? А черт ее знает, не помню уже. Наша валящаяся с ног компания добралась до какого-то пляжа, что был в двух местах проткнут некими металлическими зонтиками, и улеглась на песок. Мы прямо там и заснули, на этом пляже. Перед этим, правда, какое-то время потрепались о жизни. Но я уже плохо помню темы тех бесед. Время ускорилось тогда еще сильнее, и я перестал отличать одни слова от других. Для меня все они стали единым потоком.
Перед тем как уйти в забытье, я долго смотрел на звезды, а звезды смотрели на меня. И они не просто смотрели, нет, они писали мне стихи на темном небе. Я читал эти стихи и улыбался. На душе моей было спокойно.
Формы форм
— А что если это все не просто так?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, знаешь… галактики, звезды, все эти миры.
— Спрашиваешь, как оно все появилось?
— Ну, можно и так сказать.
— Думаешь, что я знаю ответ? — старик хрипло рассмеялся. Искорки его смеха рассыпались вокруг, блестя как елочные игрушки.
— Но ты же приближался когда-то к ответу, — парень заискивающе посмотрел своему дедушке в глаза.
— Это было давно. И катаракта времени затянула тот момент своей мутной пеленой.
— И все же, что тогда было? Может, расскажешь мне?
— Мы были на Марсе.
— На Марсе?
— Да. — Старик затянулся своей сигаретой, вставленной в самодельный деревянный мундштук. Дедушка и внук сидели на крыльце старого деревенского дома, окруженные призраками древних рябин, что задумчиво склонили над ними кроны своих голов, слушая, что говорят эти двое.
— Мы летали на Марс. Мне тогда было двадцать два, и казалось, что весь мир вот тут — у ног твоих буквально. Казалось, что мир — это всего лишь игра, в которой важно набирать себе баллы, очки, что приведут тебя к еще более высоким… высоким вершинам. А что касается того полета… — Еще одна затяжка сигаретой, еще одна долгая пауза… — Они вышли с нами на связь и сказали нам, что мы должны встретиться с ними на Марсе. Они сказали нам, что являются представителями некой цивилизации, внеземной расы.
— На Марсе?
— Да. Так они и сказали. Я еще подумал: «Почему именно Марс»? Но мы же не могли им перечить, сам понимаешь.
— Кто они такие были, дедушка? — мальчик подался немного вперед, склонился над кочергой дедушкиного силуэта, ломаной кляксой его тени.
— Они называли себя нулями.
— Нулями?
— Да. Именно так. Это были нули. Формы форм.
— Формы форм?
— Они показали нам это на Марсе. Им было интересно посмотреть на нашу реакцию. Они собрали людей самых разных возрастов, которые сильно отличались друг от друга по социальному статусу, вероисповеданию и прочим вещам.
— Что они показали вам?
— Они показали нам фермы, — старик глубоко затянулся.
— Какие такие фермы? — внук озадаченно сощурил свои карие глаза.
— Фермы, где делают людей, — дедушка криво ухмыльнулся. Его ухмылка была подобна тихой вспышке далекой молнии. Молнии, что пришла из другого края галактики.
— О чем ты говоришь, дедуля? — мальчик почесал над бровью. Ноготь поскреб кожу, собрав, как в лопатку, немного шелушащейся мертвой кожи.
— Я говорю о фермах, где делали людей, — дедушка был невозмутим. Его сигарета сияла, точно маленькое солнце. Маленькое злое солнце. — Точнее, это были не совсем люди. Это были манекены. Куклы. Роботы.
— Дедушка, но люди же появляются тут, у нас.
— У нас? Ты просто этого не видел. А твои родители даже и не знают ничего об этом.
— Что не знают, дедуля?
— То, что везде есть глаза и есть уши. То, что монстры прячутся за нашими стенами. Они прячутся в печках и в чуланах.
— В нашей квартире нет печки, дедушка, — протянул жалобный голос внука.
— Зато у меня в доме есть. Они порой говорят со мной оттуда. Через заслонку.
— Кто говорит?
— Это дело темное, внучок. Но я думаю, что это они и есть. Это нули говорят. Формы форм.
— Что это значит — «формы форм»?
— Это значит то, что они могут прийти к тебе в любом обличии. Один раз они пришли ко мне в форме моей умершей бабушки, другой раз — в виде собаки.
— Собаки? — жалобно протянул внук. Каким же противным в этот миг стал его голос.
— Да, собаки. Только она не лаяла, а говорила. Нули редко посещают нашу планету. В основном всю их работу здесь выполняют манекены.
— А на кого они похожи, эти манекены?
— Они ничем не отличаются от людей по внешнему виду, разве что они имеют пристрастие к шляпам. — Дедушка прижал ладони к своей седой голове.
