— Он засветился?
— Я же сказал... Пока только шелест. Но я слышу его очень внятно. Сухой такой, жесткий шелест.
— Не такой он уж и сухой, — проворчал Шаланда. — Мне кажется, он перестал быть сухим.
— Каким же он стал?
— Мокрым. Чтобы тебе, Паша, уж совсем стала понятной моя глубокая мысль, я употреблю другое слово — мокруха. Усек? По твоему молчанию догадываюсь, что усек. Это говорит о твоей неувядаемости. Ты что-то пел про кефаль? Это не кефаль, Паша. Это что-то совершенно другое. Может, даже пиранья. Ты меня слышишь?
— Очень хорошо слышу, Жора. Очень хорошо. Я никогда не слышал тебя так внятно.
— Одна просьба... Он мой. Понял? Требуй у меня за него что хочешь. Понимаешь, о чем я говорю?
— Ты на него вышел?
— У тебя, Паша, шелест. А у меня... свет. Блики фар и подфарников. Отражения на воде и в асфальте. Огоньки в глазах и «стволах». Такие дела, Паша.
— Может, совместим?
— Что? — не понял Шаланда.
— Свет и шелест. Так и операцию назовем — «Свет и шелест». Красиво?
— Красиво, — согласился Шаланда. Но Пафнутьев понял, что Шаланда согласился только с одним — слова действительно звучали красиво. Больше ни с чем Шаланда не согласился. — Ты познакомился с разделом объявлений в городской газете?
— Не успел, — признался Пафнутьев.
— Теряешь время.
— Исправлюсь, Жора.
— Упущенное время догнать невозможно, — умудренно произнес Шаланда. — Это еще никому не удавалось.
— Прекрасные слова! Я чувствую, что ты где-то их вычитал.
— Есть такая книга... «В мире мудрых мыслей».
— Это твоя настольная книга?
— Паша... — Шаланда помолчал, давая понять, что он понял издевку и оценил ее должным образом. — Паша, в Уголовном кодексе, который лежит на моем столе, мудрых мыслей ничуть не меньше. Они засветились, Паша. Они принимают меры. Они исчезают.
— Насовсем?
— Надеются вернуться, но чуть попозже, как выражается один мой знакомый. Ты знаешь, о ком я говорю?
— Ты говоришь обо мне, Жора.
— Что будем делать?
— Я займусь девочками...
— Что? — оскорбленно воскликнул Шаланда.
— Девочками, говорю, займусь. Вплотную. Теми, разумеется, которые еще живы. А что касается Сысцова... Сам знаешь — наблюдения, подслушивание, подглядывание. И так далее.
— Как-то ты, Паша, выражаешься... Рискованно...
— Но ты ведь меня понял, да?
— И понял, и согласился, — проворчал Шаланда.
— Пахомову помнишь?
— Она незабываема.
— Сысцов работает с Пахомовой. Они в одной связке.
— Это точно? — с сомнением спросил Шаланда — таких сведений у него, видимо, еще не было.
— Жо-о-ора, — укоризненно протянул Пафнутьев. — Обижаешь.
— Да ладно, — отмахнулся Шаланда. — Откуплюсь.
— Поскольку эти сведения добыл Худолей, то перед ним тебе и откупаться. И еще... Ты говорил, что твои клиенты время от времени исчезают... Ты знаешь, куда они исчезают?
— Работаем, — чуть сконфуженно ответил Шаланда.
— Италия, — коротко произнес Пафнутьев.
— Опять эта Италия, — недовольно проворчал Шаланда.
— Северная Италия. Граница с Францией. Безвизовая граница.
— Франция — это хорошо, — ответил Шаланда. — Какой-то он многостаночник, этот Сысцов... Ты ведь бывал у него на даче?
— Приходилось.
— Может, снова навестишь старого приятеля?
— Чуть попозже.
— Тоже правильно, — согласился Шаланда. — Поспешность хороша только при ловле блох. А мы, похоже, вышли на более крупную живность.
— Да, что-то вроде тараканов.
— Они живучие, эти тараканы, — серьезно заметил Шаланда. — Всеядные. И еще запомни, Паша, по ночам в основном действуют. Ведут ночной образ жизни. Не переносят солнечного света, свежего воздуха. Любой сквозняк — для них смерть, мучительная и неизбежная. Очень опасные твари.
— Авось, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Где наша не пропадала. Авось, — повторил он, но на этот раз в коротком словечке уже не было беззаботности, на этот раз прозвучала отдаленная, но приближающаяся угроза.
— Что Худолей? — спросил Шаланда после некоторого колебания. — Переживает?
— Работает.
— Успешно?
— Ты получил Сысцова? Считай, что Худолею уже задолжал.
— А Юшкова?
— Ищем.
— Ох, чует мое сердце, ох, чует мое старое, истерзанное сердце, — запричитал было Шаланда, но Пафнутьев его перебил.
— Не надо, — сказал он.
— Хорошо, не буду. Ты же сам сказал — ждем третьего.
— Будет третий. Если Худолей пообещал — будет.
— Ты бы сходил к Пахомовой, — неуверенно проговорил Шаланда. — Все-таки старые знакомые, не откажет в беседе. Знаешь, на какие шиши она живет? Туристическое агентство. «Роксана» называется. Организует чартерные рейсы в Италию. Страна такая есть, Италия называется.
— Это прекрасно!
— Паша. — Шаланда помолчал, подбирая слова, которые были спокойны, но в то же время достаточно осуждающие. — Паша, ты так часто радуешься по недоступным для меня поводам, что у меня начинают появляться мысли — не пора ли тебе в отпуск.
— Пора, Жора, давно пора. Пока сердце просит.
— Знаешь, мое тоже, — признался Шаланда. — Пока, Паша. Созвонимся.
Пафнутьев положил трубку и, подперев ладонями подбородок, надолго замер, уставившись в стену, выкрашенную зеленоватой масляной краской. Та глыба, о которой недавно говорил Шаланда, громадина, уходящая вширь и вглубь, теперь предстала перед ним в более скромных размерах, с довольно четкими очертаниями. Более того, оказалось, что у нее есть слабые места, другими словами, с ней можно работать.
Пафнутьев неохотно оторвался от своих мыслей и придвинул к себе купленную утром газету, нашел страницу с объявлениями и углубился в их изучение — как и советовал ему недавно Шаланда. Пафнутьев просматривал колонку за колонкой, вчитывался в краткие объявления, и все больше его охватывало какое-то оцепенение. По долгу службы он был человеком достаточно осведомленным о криминальной жизни города, но то, что сейчас вот, в эти минуты открылось, было для него ново. Конечно, он знал о рынке любовных утех, который существовал в городе, но чтобы вот так массово, открыто, внаглую...
«Досуг. Красавицы. Все дозволено». Далее следовал телефон и заверения — где бы ни находился заказчик, красавицы будут у него через полчаса.
