им, где добыть информацию, но у них ничего не выйдет. Они вынуждены действовать в рамках закона.
Мэри невольно уронила взгляд на пистолет и глушитель, которые по-прежнему держала в руке. Потом снова подняла на Харлоу заплаканные глаза. Тот кивнул, взял у нее оружие, спрятал в карман и застегнул молнию. Еще несколько мгновений она вглядывалась в его лицо, потом взялась за лацканы кожаной куртки.
— Джонни, возвращайся ко мне.
— Мэри, я всегда буду возвращаться к тебе.
Она попробовала улыбнуться сквозь слезы. У нее это плохо получилось.
— Опять оговорился?
— Я не оговорился, — ответил Харлоу, поднял воротник, сбежал с крыльца и, не оборачиваясь, быстро зашагал под проливным дождем.
Не прошло и часа, как Харлоу оказался в лаборатории Джанкарло. Сидя в кресле, он просматривал толстую пачку сверкающих фотографий.
— Хоть и нескромно хвалить самого себя, но, надо сказать, фотограф я отменный.
— Безусловно, — кивнул Джанкарло. — И в выборе объектов чувствуется неподдельный интерес к людям. К сожалению, мы пока не разобрались в записях Траккьи и Нойбауэра, однако тем больший интерес они представляют для нас, не правда ли? Впрочем, то же самое в полной мере относится к Макалпину и Джейкобсону. Известно ли вам, что за последние полгода Макалпин выплатил более ста сорока тысяч фунтов стерлингов?
— Я догадывался, что из него вытянули много, но столько! Это накладно даже для миллионера. А можно установить личность счастливого получателя?
— Пока нет. Деньги переводятся на банковский счет в Цюрихе. Но если представить доказательства совершенных преступлений, особенно убийств, то швейцарские банки раскроют тайну вклада.
— Они получат доказательства, — заверил Харлоу.
Джанкарло окинул его внимательным взглядом и кивнул.
— Судя по всему, получат. Теперь что касается нашего друга Джейкобсона, он, вероятно, самый состоятельный механик в Европе. Между прочим, на листке из его чековой книжки записаны адреса ведущих европейских букмекеров.
— Поигрывает?
— Это было нетрудно установить по датам. Всякий раз он вносил деньги на второй или третий день после очередного этапа соревнований.
— Так-так. Предприимчивый мужик этот Джейкобсон. Настоящую золотую жилу откопал, а?
— Еще бы! Можете взять эти отпечатки. У меня есть дубликаты.
— Благодарю покорно. — Харлоу вернул фотографии. — Думаете, я горю желанием попасться с такими картинками в кармане?
Харлоу попрощался и поехал в полицейский участок. Дежурил тот же инспектор, что и ночью. Прежнего добродушия в нем как не бывало, теперь он сидел насупленный и мрачный.
— Ну что, Луиджи Ловкач спел вам свои нежные песенки? — спросил Харлоу.
— Увы, — с грустью покачал головой инспектор, — наш маленький кенар лишился голоса.
— То есть?
— Ему лекарство пришлось не по нутру. Боюсь, мистер Харлоу, вы проучили его чересчур усердно, и пришлось каждый час давать ему болеутоляющие таблетки. Я выделил для охраны четырех человек: двое стояли у входа в палату и еще двое — в палате. Минут за десять до полудня молодая белокурая медицинская сестра ослепительной красоты — так ее описали эти кретины…
— Кретины?
— Да, сержант и трое его подчиненных. Она оставила две таблетки и стакан воды и попросила сержанта проследить, чтобы ровно в двенадцать задержанный принял лекарство. Такого бабьего угодника, как сержант Флери, еще поискать, вот он в двенадцать, минута в минуту, и дал Луиджи это лекарство.
— Что за лекарство?
— Цианистый калий.
Уже под вечер Харлоу въехал на красной «феррари» во двор заброшенной фермы к югу от бывшего виньольского аэродрома. Ворота пустого, без окон, амбара были открыты. Харлоу загнал машину внутрь, заглушил двигатель и вылез, с трудом различая в сумраке предметы. Он все еще беспомощно озирался, когда из темноты возникла фигура человека с натянутым на лицо чулком. Несмотря на свою знаменитую реакцию, Харлоу не успел выхватить пистолет, ибо человек находился от него менее чем в шести футах и уже замахнулся каким-то орудием вроде топорища. Харлоу метнулся вперед, нырнув под безжалостно занесенную дубинку, и нанес нападавшему сокрушительный удар плечом под дых. У того перехватило дыхание, он подавился собственным криком, попятился и тяжело рухнул под Харлоу, который ухватил его одной рукой за горло, а другой потянулся за пистолетом.
Ему не удалось даже вытащить пистолет из кармана. За спиной раздался легкий шорох, и, обернувшись, он успел только разглядеть еще одну фигуру в чулке и занесенную дубинку и в следующее мгновение получил жестокий удар в правый висок. Харлоу беззвучно повалился набок. Человек, которого он сшиб, корчась от боли, с трудом встал и с размаху пнул потерявшего сознание Харлоу ногой в незащищенное лицо. Харлоу еще повезло, что его обидчик сам едва дышал, иначе ему пришел бы конец. А тот, явно не удовлетворенный первой попыткой, снова замахнулся ногой, однако напарник помешал ему добить Харлоу и оттащил в сторону. Согнувшись пополам, он кое-как доплелся до скамьи и сел, а второй принялся тщательно обыскивать Харлоу.
Тьма в амбаре заметно сгустилась, когда Харлоу начал понемногу приходить в себя. Он шевельнулся, застонал, потом приподнял плечи и отжался от пола. Отдохнув некоторое время в таком положении, неимоверным усилием поднялся на подгибающиеся ноги и закачался как пьяный. До лица невозможно было дотронуться, он словно бодался с «коронадо». Минуты через две, полагаясь скорее на чутье, чем на рассудок, он выбрался из амбара, пересек, спотыкаясь и падая, двор и заковылял к летному полю.
Дождь утих, и небо начало проясняться. Даннет только что вышел из столовой и хотел было идти в шале, как вдруг заметил ярдах в пятидесяти пьяно бредущего по летному полю человека. На мгновение Даннет остановился как вкопанный, потом помчался что было духу. В считанные секунды он добежал до Харлоу, обхватил его рукой за плечи и заглянул в лицо, в котором с трудом узнал знакомые черты. Лоб был рассечен и покрыт синяками, кровь, сочащаяся из ран, залила правую половину лица, так что даже закрылся глаз. Левая сторона оказалась в лучшем состоянии. Левая щека являла собой один огромный кровоподтек, рассеченный надвое. Губы и нос были разбиты, по меньшей мере два зуба пропало без вести.
— Черт возьми! — ахнул Даннет. — Хорошенькое дело!
Даннет довел спотыкающегося Харлоу до шале, помог ему взобраться по лестнице на крыльцо, и они вошли в прихожую. Даннет чертыхнулся про себя при виде Мэри, которую угораздило именно в этот миг выйти из гостиной. Она обмерла, побледнела, в больших карих глазах застыл ужас.
— Джонни! — едва слышно пролепетала она. — Джонни, Джонни, Джонни. Что с тобой?
Она протянула руки и легонько прикоснулась к залитому кровью лицу, ее затрясло, из глаз в три ручья хлынули слезы.
— Мэри, дорогая, некогда плакать, — намеренно строгим
