и пить ему теперь нельзя целый месяц. Ни капли.
- Хуже рыбы эти Листовики – ни вкуса, ни запаха, - заметил Келин, проводив косяки равнодушным взглядом. – Жуёшь их, жуёшь…
- Что же Нильгек не выпускает вас в степи? Зажарили бы килма или товега… – удивился Речник. Драконы всегда сами добывали себе пропитание, Листовики доставались им только зимой, когда в степь лучше не высовываться, и маги их вылетам не препятствовали – им же легче.
- Неплохо бы, но некогда, некогда… Держись крепче! – Келин сделал мощный взмах крыльями и полетел быстрее.
Степь цвела золотом и серебром – Высокие злаки раскачивались на ветру, рассыпая пыльцу – а между ними синели крупные нежные цветы Некни. Жители ещё не начали собирать их, ожидая Праздника Крыс, и они рассыпались по степи, как осколки неба. Келин шумно втянул ноздрями воздух и полетел над самой травой в облаке пыльцы – и вынырнул из зелёного моря лишь над Островом Талури. А вынырнув, замедлил полёт и озадаченно завертел головой.
- Плохо я знаю Сунию, - вздохнул он.
- Бери южнее, мы почти не промахнулись, - утешил его Фрисс и чихнул – пыльцы было слишком много!
Они летели дальше, прочь от Реки, над древней границей между землями кочевников-олда и гвелов. Эту местность называли Степями Живой Травы, и Фрисс даже знал, почему, и вниз смотрел с опаской.
- От Реки до Змеиных Нор, - хмыкнул он, вспомнив одну легенду, - ровно столько же времени лёту, что от Нор до Нэйна. Не слетать ли?
Дракон закачался в воздухе так, что Фрисс еле усидел.
- Ну и шутки, Фриссгейн! Слетать в Нэйн… Туда со времён Чёрных Речников никто не знает дороги!
- А ты застал их, Келин? – осторожно спросил Речник.
- Я на Реке недавно, Фрисс, - вздохнул дракон.
Внизу белела выцветшая за зиму сухая трава – даже кочевники редко заглядывали сюда, некому было порубить её на дрова, а летние пожары ещё не начались. Среди седых стеблей покачивались причудливо искривлённые колосья Минксы, и плети тонкой лозы Кими обвивали их, разбрасывая во все стороны усики. Лоза уже покрылась бутонами. Фрисс присмотрелся – нет ли прошлогодних плодов? Фляги из сушёной Кими были легки и прочны, их с востока привозили часто… вот и отсюда все плоды уже кто-то увёз, а может, расклевали птицы.
Чем дальше они летели, тем Высокая Трава становилась ниже – до Змеиных Нор было ещё далеко, но ирренций разлетелся от них пылью и отравил многие земли и воды. Фрисс хмурился, вспоминая давний рассказ Халана о том, как травы стали Высокими – тоже ведь из-за ирренция, того, что рассыпался по всему миру и ушёл в землю в ночь Применения. Вот и здесь полно ирренция, а трава выше не становится. Странно…
- Дело к ночи, - Речник посмотрел на темнеющее небо, потом – на травяные дебри под крылом. – Стоит ли лезть в Норы в сумерках?
- Нет, конечно, - рыкнул дракон. – Здесь я и сяду.
Фрисс переночевал под боком у Келина, прикрывшись его крылом, и проснулся ещё до рассвета от холодного ветра и ливня росы. Она так и сыпалась с каждой травинки. Вымокший дракон шипел и хлопал крыльями, пытаясь согреться. Фрисс с трудом натянул скафандр и включил в нём ток тёплого воздуха – и пожалел только, что на драконов такую защиту не делают.
Им оставалось лететь недолго. Ещё до рассвета они увидели неяркое зеленовато-белесое свечение над степью. Ровное море низкой травы превратилось в отдельные островки растений странного вида, островки эти становились всё меньше и наконец исчезли. Теперь внизу лежала серая ровная пустыня.
- Мёртвая пустошь! Гадость какая… - Келин вздрогнул.
Фрисс молча кивнул. Он чувствовал, как корчится от боли земля, до корней сожжённая тем, что таилось под ней. Туннели Змеиных Нор занимали немало места под землёй. Их точное расположение не знал никто, кроме сарматов. Но пятно мёртвой земли указывало, где они пролегают. Глубоко или нет – но снизу доверху Сиджен пронизывал камень и почву, и даже на высоту драконьего полёта поднимались его лучи.
- Будь очень осторожен, Келин!
Голос Фрисса из скафандра звучал глухо, но дракон его понял.
- Смотри, Речник! Какая же это сила была… - изумился дракон, немного снижаясь, чтобы Фрисс рассмотрел находку. Внизу на сожжённой земле лежал на боку стальной сарматский корабль - жёлтый и охристый, в изогнутых чёрных линиях, смятый и переломленный пополам. Земля светилась вокруг него, усыпанная разбитыми фриловыми коробами. Фрисс видел, что широченная полоса почвы содрана и взрыта – какая-то сила волокла остатки корабля по земле, пока он не упокоился здесь. Речнику показалось, что в разломе желтеет сарматский скафандр, и он тронул поводья – «высади меня тут» - но Келин помотал головой.
- Мёртвые, все мёртвые. Им не поможешь, а сам сгинешь.
Он летел бесшумно, даже крылья не шуршали. Речник напряжённо вслушивался. «Какой-то странный шелест…»
Внизу чернел провал – вход в Змеиные Норы, когда-то закрытый прочнейшей крышкой из семи листов металла. Сейчас эта крышка, вывороченная и смятая, валялась поблизости, а над провалом торжествующе клубилась ирренциевая пыль. Убереги Река сделать хоть вдох в этом пылевом столбе!
Над сияющей шахтой тянулись к небу создания, порождённые чем угодно, только не этим миром – и Фрисс содрогнулся, хотя видел в жизни всякое. Это были растения – и какие огромные… Очень толстый, суженный наверху стебель - шагов сорок в длину и более ста в обхвате – был увенчан огромной красной чашей цветка с четырьмя лепестками
