засахаренные фрукты в горло не шли, не говоря уже о более серьёзной еде.
На закате к нему заскочил целитель, которого наверняка попросил зайти Май. Лис, как ни силился, не смог припомнить его имени, пришлось переспросить.
— Я — Галарид, княжич, — поклонился тот. — Извольте вернуться в постель и выпить лекарство. Я окурю вас дымом для скорейшего исцеления.
Пришлось терпеть — а что ещё делать? Не прогонять же мудрого человека?
Лис нервничал, ведь Вьюговей мог нагрянуть в любой момент. И что тогда сделает этот Галарид? Запретит больному садиться на лошадь, к тому же ещё и облачную? С него станется!
Лекарство горчило. Бормотание целителя бесило. Дым ел глаза. Время шло…
— Скоро там? — устав терпеть, буркнул Лис.
— Не мельтеши, княжич. Зачем повязку сорвал? Зелье только зря на тебя потратил. Эх, по-хорошему, ещё бы пиявочек на пятки…
За окном — княжич отчётливо это видел — надвигалась синяя снежная туча. Вьюговей был уже совсем близко.
— Не надо пиявок, — взмолился Лис.
— Все вы так говорите, а знахарю всё ж видней, — Галарид достал из сумки стеклянную банку, но открыть её не успел.
Ставни жалобно скрипнули, створки завибрировали от ветра, и Лис рявкнул на целителя:
— Пошёл вон!
Галарид обиженно поджал губы, стрелой вылетев из покоев княжича — и вовремя!
Окно с треском распахнулось. На пол брызнули осколки. В помещение ворвался снежный вихрь, ударился об пол и обернулся могучим старцем с седой бородой до пояса и льдисто-синими глазами.
— Ну? Зачем звал? — Из его рта вырвалось облачко пара, и на чашке с лекарством, что оставил Галарид, вмиг образовалась ледяная корка.
— Да вот хочу зиму на Дивье царство наслать, — выдал Лис.
Вьюговей хмурился так грозно, что хотелось втянуть голову в плечи. Поэтому княжич назло собственному страху выпячивал грудь, задирал подбородок и смотрел прямо в глаза старшему из зимних ветров.
— Мало ли, кто чего хочет. Не положено!
— А вечное лето, значит, положено? Почему тогда одним можно, а другим нет?
— Потому что белый свет не пирог, на всех поровну не поделишь. У тебя всё?
Вьюговей развернулся, собираясь улететь, и тогда Лис, зажмурившись, выпалил:
— А если я прикажу? — от собственной наглости в горле пересохло.
Старик очень медленно развернулся, словно давая ему время передумать и взять слова назад.
— Что-о?
— Если я прикажу? — уже не так уверенно повторил Лис, облизав губы.
Сердце стучало как бешеное. Может, Вьюговей и не мог его убить, но сделать жизнь княжича невыносимой ему было вполне под силу. Леденящий холод окутал Лиса, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— И по какому же праву?
Зубы отбивали чечётку. Лису пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы выдавить:
— По праву сильного.
Вьюговей расхохотался, хлопнув себя по ляжкам, и дышать вдруг стало легче.
— Хочешь сказать, ты сильнее меня?
— Давай потягаемся, если не боишься.
— А ты не робкого десятка, — старик огладил бороду. — Хочешь попытать судьбу? Что ж, давай. Догони меня. Помчимся отсюда до Мшистого замка и обратно. Коли победишь, потолкуем.
— Может, до какого-нибудь другого замка? — Лис скривился, будто полный рот кислицы набрал.
В Мшистом замке жила его мятежная сестрица Доброгнева, верная продолжательница Кощеевых дел. Она по сию пору мечтала извести более удачливого брата. Устраивать скачки над замком, где каждый злыдень, каждый упырь мечтал выслужиться перед госпожой, было по меньшей мере неразумно.
— Что, трусишь? — Вьюговей фыркнул в усы.
— Ничуть.
— Тогда не спорь со старшими. Вот догонишь — тогда и поспоришь, а пока я условия ставлю. Смотри, Кощеич, я никого не неволю. Ещё можно отказаться. Сдавайся, и сделаем вид, что я тебя не видел, а ты — меня. Потому что, если победа будет за мной, я вморожу тебя в вечный лёд. Будешь сидеть, думать над своим поведением.
Лис вздрогнул. Перед глазами живо встала синяя глыба, в которой вечным сном спала его мать. Если он проиграет, её никто не спасёт… значит, проиграть нельзя. Двум смертям, как говорится, не бывать, а одной не миновать даже бессмертному — вон Кощей не даст соврать. Лис до хруста в костяшках сжал кулаки:
— А если победа будет за мной, в Дивьем царстве не просто зима настанет, а вечная зима. Даже когда настанет срок, весна не придёт.
— Какой злой мальчик, — восхитился Вьюговей. — Мне такие по душе. Только ты не обольщайся — сперва победи!
Он свистнул, гикнул, и вдруг из тучи под окном соткался тёмно-синий в звёздах жеребец с выгнутой — будто лебединой — шеей, серебряной гривой и хвостом. Его сбруя, казалось, была сделана из лунного света. Одним прыжком старик вскочил в седло. Крикнул:
— Догоняй! — и растворился в ночи.
Медлить было нельзя. Лис схватил шапку и душегрейку. Вдеть ноги в сапоги уже не успел. Он вспрыгнул на подоконник, тоже свистнул и поспешно прокричал заветные слова, призывая Сивку-белогривку. Оп — и облачная лошадка явилась перед ним. Она смешно запрядала ушами и потянулась к карману, ища яблоко.
— Ну ты и невеличка, — разочарованно протянул княжич, но в седло всё-таки вспрыгнул. Не отказываться же от скачек оттого, что лошадка так неказиста. — Н-но! Поехали! Очень надо догнать Вьюговея на ночном жеребце. Яблочко — потом.
Ух! — Белогривка взмыла выше туч.
От неожиданности Лис закричал и схватился обеими руками за холку. Пальцы тотчас же свело, будто бы они погрузились в снег.
В ушах свистело. Щёки горели. Внутренности сжимались, и тошнота то и дело подступала к горлу. Спасибо, хоть шапка сидела на ушах крепко. Ну и лошадка! Быстрее ветра! Лису было с чем сравнивать, и он готов был поклясться, что даже Шторм-конь так
