это лицемерие.
– Ты как с отцом разговариваешь! – рявкает он, ну хоть какие-то эмоции.
– Как с любым, кто не интересуется моими планами, но навязывает свои.
– Какие у тебя планы, сосунок? Таскаться по девкам или барам? Ничего вечерок потерпишь.
Знакомо. Странно, что еще не попрекнул, что вся моя «красивая жизнь» – его заслуга. Или ему уже донесли, что паршивая овца в семье стала совсем паршивой и отбилась от стада?
– И чего же ты от меня хочешь?
– Нас пригласил в гости вице-губернатор. Важно, чтобы мы пришли всей семьей.
Ну конечно… Мы все еще метим в правительство.
Интересно. Стало быть, чтобы занять пост повыше, нужно быть отъявленным лицемером. Как мать его терпит столько лет?
– Тебе не кажется, что я уже не похож на миловидного мальчонку, который классно смотрится на снимках с напыщенных вечеринок? Может, арендуем кого-нибудь?
– Сколько пустого яда. Ты сделаешь так, как я сказал, – не прощаясь отец бросает трубку.
Блядь, сделаю. Мне нужно еще время, чтобы стать самостоятельным окончательно. С отца станется перекрыть мне кислород, если он почувствует, что больше не сможет дергать меня за ниточки, как марионетку.
Но как же бесит.
Отключив, зашвыриваю телефон на диван.
Мое внимание привлекает ойканье с кухни. Что там? Пахнет вкусно. Оладьями. Настроение чуть-чуть приподнялось, но ненамного.
Прямо сейчас у меня ощущение, что у меня отобрали субботу, хотя отец прав, и никаких планов у меня не было. Но я мог бы затащить к себе Истомину и помучить ее. Надо будет свалить с этой гнилой вечеринки пораньше.
– Тебе больше ничего не надо объяснить? – спрашиваю я. В общем-то у меня плохо только с химией, но в нашем универе ее не проходят. Так что я готов пожертвовать собой ради науки. Прямо на кровати. Еще пару раз.
– Нет, я не так безнадежна, – фыркает Оля, переворачивая румяный кусочек теста на сковородке.
Жаль. Но это ее не спасет.
У девушки много обязанностей, и я все еще нездоров. Мне, конечно, пообещали, что ноге будет лучше уже через пару дней, но ведь полное выздоровление ожидается через две недели. Даже симулировать не надо. Нужно только как-то донести этой козе, что с изюмом пора завязывать.
Пока Истомина отвлекается на что-то в телефоне, я тырю оладушек.
Блин, горячо!
– Эй! – шипит сивая.
Назло ей тырю второй. Олька предсказуемо замахивается, чтобы треснуть меня, но я перехватываю ее и, наплевав на все, усаживаю к себе на коленки. Зарываюсь носом ей в волосы, которые сейчас пахнут оладушками. Теперь у меня и на них вставать будет?
Истомина вертится, пытаясь соскочить, но я все равно сильнее.
– Пусти, придурок! Ну, Кир! Сейчас все подгорит!
– А что мне за это будет?
– А что ты хочешь?
– Я хочу от тебя ночь с субботы на воскресенье.
Глава 34. Оля
– А морда не треснет? – вырывается у меня, хотя вижу, что не треснет.
– Мне нужны забота и уход… – мурлыкает Кир мне на ухо, вызывая забег предательских мурашек.
– Тебе нужны были оладьи, самое время их спасти… – уже не таким уверенным голос возражаю я. – Ну Кир…
Он неохотно выпускает меня из рук, а я, к своему стыду, чувствую разочарование. Привыкла уже, что он настойчивый до безобразия… А вот после безобразия уже не такой напористый. Парни…
Отворачиваюсь, чтобы не выдать себя выражением лица, и с преувеличенным вниманием занимаюсь оладушками.
– Ну так как? – снова делает заход Дикаев.
– Какая ночь? Ты белены объелся? – фыркаю я. – Я не буду с тобой спать!
– А кто говорит про спать? – изумляется Кирилл и опять ворует готовый оладушек. Блин, я тут готовлю, а на тарелке по-прежнему пусто, потому что кто-то клептоман.
– А не про спать – тем более нет! Ты озабоченный!
– Нет, Истомина, это ты испорченная! Я тебя зову кино посмотреть, пиццу поесть… – перечисляет Кир невинные развлечения, а мордень у самого масляная, и взгляд у него все время сползает куда-то не туда.
– Угу, чтобы ты припряг меня эту пиццу готовить? – ворчу я.
– А ты умеешь?
– Нет! – тут же обрываю все надежды.
– Тогда не припрягу. Олька, соглашайся. Я буду один, тоскливый, несчастный, брошенный своей черствой девушкой… Все вокруг пойдут развлекаться, и только я хромой и обездоленный…
– Ой ну перестань, – морожусь я.
– Это будет романтично, – ляпает Кир и чуть этим все не портит, потому что я живо припоминаю, что случилось после последнего его обещания, что «будет осень романтично». – В конце концов, ты моя девушка. И должна со мной целоваться. Я, что, два дня буду нецелованный?
И этот бугай опять тянет ко мне свою лапы.
– Я все равно не знаю, во сколько освобожусь в субботу! – уворачиваюсь я от загребущих рук.
– А куда это ты собралась? – свирепеет Дикаев. – С гандоном этим куда-то?
– Нет, маму хотела навестить… – смущенно признаюсь я.
Кир смурнеет:
– На все выходные поедешь?
– Да нет, я же не иногородняя. Просто могу задержаться.
– Значит, можешь приехать после мамы, я буду ждать.
Я розовею. Ждать он будет!
– Я ничего не обещаю, – заранее готовлю плацдарм, чтобы слиться.
Такого укоризненного взгляда я еще ни у кого не видела.
Вот понимаю, что он выдавливает из меня согласие всеми способами, но все равно таю.
Сковырнув последнего заложника со сковородки, понимаю, что он абсолютно одинок. Из вредности съедаю его сама на возмущенных глазах Дикаева.
– Как ты могла? – гремит он на всю кухню.
Божечки, посмотрите на него. Голодающее Поволжье, просто…
Демонстративно отвернувшись, мою руки, слушая выразительное сопение, а у самой улыбка от уха до уха.
– Ну все, – оповещаю я Кира. – Плащ сухой, если платье подсохло, то я еду домой.
– Уже? – он искренне удивляется.
– Уже, – передразниваю его я. – Мне-то завтра в универ.
– А после универа придешь? – плетется он за мной на балкон. Кстати, высокий парень – это удобно. Я так корячилась вешала вещи, а он снимает вешалки не напрягаясь. Это мир высоких людей, в очередной раз прихожу я к выводу. Мне с моим метр пятьдесят семь жить сложнее.
Щупаю платье. Не идеально, но в
