пока тут или уйти.
– Куда уйти?
– Я же говорю, мне надо подумать.
– Саша, кажется, опять начинается.
– Что? Приступ?
– Да, снова мысли лезут в голову, так и в тот раз было – оно сначала медленно, потом все сильнее и сильнее начинает.
– Спокойно, не нервничай, не шуми, не вздумай кричать.
– Я постараюсь контролировать себя.
– Может, я тебе заранее рот заткну как-нибудь?
– Не надо.
– Так ты сейчас заорешь, и сюда все сбегутся.
– Если мне станет совсем плохо, я сообщу заранее.
– Ты вот сейчас уже сообщила заранее.
– Нет, сейчас пока терпимо.
– Может, анекдот?
– Нет. Скажи мне, тебе с ней было лучше тогда в подъезде, чем со мной?
– У нас ничего не было.
– Ты врешь мне. Врешь, чтоб облегчить мне приступ.
– Нет, не вру.
– А почему ты сразу не сказал, тогда еще, когда мы не расстались?
– Потому что я специально подстроил все так, чтоб все подумали, что я тебе изменил.
– Но зачем? – Настя всхлипнула. Петров понял, что она сейчас снова заплачет.
– Настя, не шмыгай носом так громко.
– Зачем ты это сделал? Я не верю тебе.
– Потому что я не привлекал тебя. Я мечтал, чтобы ты меня хотела, а тебе было плевать на меня. Я был очень зол долгие месяцы и копил это в себе. Потом я задумал тебе изменить, но не смог. Зато смог так уединиться с этой кикиморой, что все подумали, что мы там, как бы помягче выразиться…
– Она подтвердила, что у вас было это.
– Я ей обещал выпивку и сигарет. За это она что угодно подтвердит.
– Ты врешь. Ни одна девушка не согласится очернить себя ради такой награды.
– Плохо ты ее знаешь. Я таких людей видал, что тебе и в кошмаре не приснятся.
– Но как ты мог думать, что не привлекаешь меня и что мне на тебя плевать? Я так мечтала, что мы вместе поедем в большой город, будем учиться, жить в общежитии, вечерами гулять, а потом поженимся. А ты все видел в каком-то своем мрачном свете. Все воспринимал не так, неправильно! Это же было очевидно – я любила тебя! – Настя заревела.
– Тише, – злобно прошептал Саша. – Любила она… А ну успокойся, не реви! Шумишь… – Петров слегка шлепнул Настю по ноге, а потом продолжил шептать: – Тебе легко говорить. Ты понятия не имеешь, что я пережил. Что было со мной. Что было в моей голове.
– А как мне понять, если ты ничего не рассказывал!
– Не ори ты!
– Я видела, как ты безразлично относился ко мне, но я надеялась, что когда мы уедем отсюда, то станем ближе. Потому что никого из знакомых не останется и только мы будем друг у друга.
– А для меня мы стали бы ближе, если б помылись в одной ванне со всеми вытекающими последствиями. Или если бы ты перестала меня стесняться и могла бы голая спокойно ходить при мне даже при свете. Вот тогда я бы почувствовал, что мы сблизились. Любила она меня… И что? Признаваться в любви… это вообще что такое? Просто слова? Хорошо. Я тоже тебя любил. Но сами по себе слова ничего не значат.
– Ты дурак. Ты опять ничего не понял.
– Да ну тебя… сама ты дура. Можно подумать, ты поняла…
– Ты правда не спал с ней?
– Настя, она страшная, она алкоголичка и тупица. Я не спал с ней. Клянусь. Это правда. Я хотел задеть тебя! Заставить страдать и жалеть, что ты меня игнорировала!
Пару минут они просидели молча во тьме. А потом Петров произнес:
– Можно считать, что у нас теперь, кроме друг друга, никого больше нет.
– Нет, моя мама жива. Она укрылась где-нибудь в безопасном месте, и о ней кто-то заботится.
– Заботится, как я о тебе сейчас?
Саша ждал ответ, но Настя ничего не сказала. И снова в туалете повисла тишина.
– Облаков был неправ насчет смерти Солнца, – неожиданно сказала Настя. Почему это показалось Петрову неожиданным? Потому что он думал, что продолжится разговор о любви.
– Неправ? – спросил Саша.
– Солнце же не греет, а значит, оно не сожжет Землю, когда раздуется и взорвется.
– Действительно. А что тогда будет?
– Я не знаю.
– Можно пофантазировать. Солнце – это же газовый шар? – Петров помнил это из телепередач, но произнес фразу как-то неуверенно.
– Да, газовый шар, – сказала Настя.
– Если оно раздуется, то поглотит Землю и мы окажемся внутри него.
– И его газ смешается с нашей атмосферой.
Петров задумался, а потом сказал:
– Нет, по идее, не должно так быть. Если наша атмосфера плотнее, чем раздутое Солнце, то не должны смешаться. У тебя же тяжелый воздух вниз оседает, а легкий остается наверху. Как в бане – внизу холоднее, ведь там тяжелый воздух, наверху теплее, там легкий воздух. Солнце же не такое плотное, как наша атмосфера? Или плотное?
– Вообще-то оно плотнее воды.
– Да? Но так оно же раздуется и станет менее плотным. Не?
– Наверное, да… А! Саша! Это же все будет гелий! Солнце к моменту раздувания будет состоять только из гелия!
– Настя. Хватит. Шуметь. Черт. Тебя. Возьми, – делая паузы, злобно (но, скорее всего, наигранно злобно) процедил Саша.
– Облаков сказал же, что звезда начинает раздуваться, когда израсходует весь водород. А Солнце состоит из водорода и гелия. А гелий легче воздуха. Значит, когда холодное раздутое Солнце поглотит Землю, то мы как бы утонем в нем, потому что мы тяжелее. Гелий будет наверху над Землей, а наш воздух – внизу возле Земли.
Школьники снова замолчали в раздумье.
– Нет, что-то не то, – сказал Петров. – Мне кажется, что мы просто врежемся в солнечный газ на большой скорости и атмосферу сдует.
Опять замолчали.
– Ты прав. Мы же не учли скорость Земли, она же летит быстро. Сколько-то там десятков километров в секунду вокруг Солнца.
– И если мы на такой скорости войдем в гелиевое солнечное облако, то будет сильный удар. Как будто метеорит вошел в атмосферу Земли и загорелся от трения. Мы так же войдем в атмосферу Солнца.
– Может, это все произойдет за очень короткое время и Земля не успеет сгореть от трения?
– Не знаю. Не забывай, что недалеко от поверхности время течет не так уж и быстро, как в космосе. Как это все будет выглядеть, я даже не могу представить.
– И через сколько это произойдет, тоже неизвестно.
Очередное молчание.
– Надо как-то пережить смерть Солнца, – сказал Петров.
– Если оно сдует атмосферу, то мы никак не переживем его.
– А если мы врежемся в Солнце, но оно
