Бен усмехнулся, прекрасно понимая причину ее раздражения, и погладил по пылающей щеке.
— Я все еще ужасно хочу тебя, — произнес он таким тоном, что было невозможно понять, нравится ему это или нет.
— И нечего улыбаться, — огрызнулась Джеки.
— Знаешь, я думал, если мы с тобой раз переспим, я успокоюсь и перестану хотеть тебя.
— Переспим? Черт тебя возьми, Бен Дэвис! Я-то была уверена, что мы занимались любовью.
— Именно это мы и делали.
Он склонился к ее лицу, нежно потерся губами о ее губы и ушел прежде, чем Джеки успела отреагировать.
Она запустила косилку, но приспособилась к ней далеко не сразу. Косилка была старой и очень неудобной. Поначалу работа продвигалась медленно. Джеки вспотела от жары и от работы, ее непрерывно атаковали рои насекомых, которых она вспугивала при приближении. Когда мешок наполнился травой, она выключила косилку и отнесла траву в компостную яму, которую ей показал Бен. Потная, с прилипшими к телу мельчайшими кусочками срезанной травы, Джеки оглядела лужайку. Если бы ее друзья из Беверли-Хиллз увидели ее сейчас, ни за что бы не узнали.
И вдруг, глядя на участок скошенной травы, Джеки испытала гордость. Ее энтузиазм возрос, и она решительно запустила газонокосилку. Даже мысли о Бене покинули ее впервые за последнее время. Джеки косила. И улыбалась.
Глава девятаяЖестом истинного труженика Джеки утерла рукой пот со лба и оглядела лужайку. Она сделала это! Лужайка, еще совсем недавно такая неухоженная, напоминала теперь зеленый бархат.
Окрыленная своей маленькой победой, Джеки внимательно посмотрела на цветочную клумбу перед главным входом. Она полностью поросла сорной травой и совсем не напоминала яркие разноцветные островки цветов в саду ее матери. Может, спросить совета у Пегги и завтра заняться клумбой?
— Отличная работа, Джеки. — Бен неслышно подошел сзади.
— Спасибо, — обернувшись, с улыбкой ответила она. — Но я вижу некоторые недостатки. Смотри, не смогла подобраться поближе к деревьям, да и вдоль дорожек косилка не захватила траву.
— Для этого есть специальные ножницы. Хочешь, я покажу тебе завтра, как ими пользоваться, и ты доведешь лужайку до совершенства?
Джеки кивнула и оглядела себя. Ну и вид — как у мальчишки-беспризорника. Потная, грязная, с ног до головы усыпанная зеленой крошкой.
— У меня такой вид, будто я вывалялась в компостной куче.
— Ты выглядишь очаровательно — настоящая американская девчонка.
— Не утешай, — с шутливым стоном произнесла Джеки, затаскивая тяжелую косилку назад в сарай. Ее руки и плечи болели нещадно, поясница молила об отдыхе, а все тело — о горячем душе. Но это стало неважным на фоне добрых и ласковых слов похвалы, произнесенных Беном с улыбкой. Она сделала хорошую работу, и он оценил это.
— Ну что? День прожит не зря? — пошутил Бен, идя рядом с ней. — Представляю, как ты мечтаешь попасть домой и принять ванну. Кроме того, у тебя сегодня еще обед с родными. Не забыла?
Все это время Бен, забросив работу, наблюдал, как Джеки сражалась с газонокосилкой. Несколько раз он был готов броситься на помощь, но что-то останавливало его. Ему было важно увидеть, как она справится сама, хотя, может, это и было не слишком по-джентльменски. Джеки де Марсель не переставала удивлять его. Он считал ее изнеженным тепличным цветком, палец о палец не ударившим в жизни, подтверждением чему стал тот злосчастный обед. Но сегодня... Она забивала гвозди точно и сильно. Она скосила траву на лужайке под палящим полуденным солнцем без единого слова жалобы. Бен был уверен, что ничего подобного она никогда не делала в своей жизни.
— Я горжусь тобой, — тихо сказал он, наклонившись к самому ее уху.
— Что? — Джеки резко вскинула голову и недоверчиво посмотрела ему в лицо.
Бен пожал плечами и повторил. Вообще-то он не собирался произносить это вслух, но, увидев, каким внутренним светом зажглись глаза Джеки, не пожалел, что сказал. Она выглядела так, будто он вручил ей драгоценный подарок.
— Никто никогда не говорил мне таких слов, — призналась Джеки застенчиво.
Недоверие в душе Бена боролось с жалостью. Неужели действительно никто и никогда не говорил этой девочке, что гордится ею?
— Я уверен, что твой отец...
Джеки рассмеялась.
— Бен, мой отец — самый эгоистичный человек на свете. Он не всегда замечал мое присутствие, где уж тут заметить успехи. Стань я всемирно известной кинозвездой, он, чего доброго, стал бы говорить, что я отняла у него лавры.
— А с матерью ты практически не общалась, — добавил Бен, чувствуя острую жалость к маленькой девочке, обделенной любовью близких. И как Пегги могла оставить дочь с таким отцом, зная, что представляет из себя ее бывший муж?
— Наверное, я просто не совершала ничего такого, чем мои родные могли бы гордиться. — Джеки закрыла дверь сарая на щеколду, избегая встречаться с ним взглядом.
— Тогда позволь мне повторить, что я бесконечно горд тем, что ты сделала сегодня. Ни один мужчина не смог бы выполнить эту работу лучше.
Джеки подошла к нему и вложила свою натруженную ладошку в его руку. Так, рука в руке, они подошли к машине.
— Я сама собой горжусь. Только в следующий раз запасусь ведром ледяного чая, который все здесь пьют без перерыва, — сказала Джеки и пощекотала пальцем его ладонь.
Внезапно Бен испытал острое чувство вины. Он должен был позаботиться о ней, поскольку она не привыкла к такой изнуряющей жаре. Завтра он сам приготовит для нее целое ведро ледяного чая.
— Ты намерена вернуться сюда завтра?
— Да, а что?
— Тогда чай будет тебя ждать.
Дорога до его дома показалась Бену слишком короткой. Через несколько минут Джеки уедет, чтобы провести вечер в кругу семьи, а ему в одиночестве придется дожидаться утра, чтобы снова ее увидеть. Бог мой, еще неделю назад он даже не знал о существовании этой девушки, а сейчас начинает скучать по ней, еще не расставшись.
Всю дорогу Джеки расспрашивала его о том, что он делал в доме. Бен про себя посмеивался, видя, какой хитрой и находчивой считает она себя, выясняя окольными путями, не брался ли он больше за молоток. Ее заботливый тон изумил его. Он на десяток лет старше, на голову выше и на сотню фунтов тяжелее её, а она разговаривает с ним прямо-таки с материнской заботой.
Джеки припарковалась у его дома, пересела в свой шикарный автомобиль и уехала. Бен смотрел вслед, пока машина не скрылась из виду. Войдя в дом, он испытал чувство глубокого одиночества. Застыв в дверном проеме, долго прислушивался к тишине пустого дома. Какая тоска! Прошло уже пять долгих лет со дня смерти Эммы, в течение которых он только работал и изредка посещал родных. Несколько свиданий оказались тягостными и бессмысленными. Он прожил пять лет под стеклянным колпаком — все видел и слышал, но ничего не чувствовал, ничто извне не затрагивало его. Пока не появилась Джеки де Марсель.
