звук показался оглушительным. Эндрил съёжился, чувствуя, как подгибаются колени.
— Сколько островов захватили Северяне за последние полгода? — рявкнул отец.
— Островов?
— Сколько человек было на каждом из них? Скольких беженцев мне пришлось приютить на ветвях Царь-древа? Скольких отправить на другие острова? А скольким и вовсе не удалось найти дом?
— Я...
— А сколько кораблей было затоплено? Сколько людей, которые защищали границу, доблестных и смелых, пало при этой атаке?
Эндрил морщился, пока король хлестал его резкими выпадами. Загонял в угол. И, кажется, собирался добивать.
— Я не собираюсь упрекать тебя в том, что ты не предупредил меня о готовившейся атаке. Мне хочется верить, что ты и сам ничего о ней не знал. Хотя, с твоей хитростью, ты бы смог что-то придумать, если бы попытался. Я скажу другое. Три из пяти этих атак случились уже после того, как я отправил письмо Северной королеве. Тот месяц, когда они уже знали о моей просьбе провести переговоры, весь тот первый месяц они жгли мои острова, убивали моих людей и топили мои корабли.
— Отец, я... — прохрипел Эндрил, у которого вдруг резко пересохло горло, но атака короля, похоже, ещё не окончилась.
— А ты знал, в чём заключалось прошлое предложение Северян, с которым они прибыли два года назад? Они отдали нам два острова. Просили лишь отпустить пленников. И предлагали свадьбу между северной принцессой и тобой. Якобы, это был бы прекрасный жест, который должен был показать двум другим королевствам, что мы живём в мире и процветании. Великодушный жест — несущий перемены. И я... Я вспомнил твои слова, вспомнил, как ты настаивал на этом соглашении, как убеждал меня дать им шанс. И согласился.
Вот только это было ложью. Стоило кораблям пересечь границу, королева Изерн отдала приказ сжечь поселения на двух островах — они убивали и своих и чужих. А затем они перехватили наш флот, который прибыл на помощь. Затаились в наших водах, готовились к этой атаке у нас под самым носом. Готовились всё то время, пока мы были отвлечены турниром. А тебя они забрали лишь для того, чтобы указать на мою глупость, на мою беспомощность.
— Отец, я не...
— Конечно же, ты не знал этого, — с грустью качнул головой король и откинулся назад на троне. — Хотя провёл на Севере почти три года. Но тебя ведь не волновали действия Северян. Как не волновало и благосостояние твоего королевства. Потому что ты был свято уверен, что именно я здесь злодей. Уверен, что я твой злейший враг, с которым ты должен сразиться и которого должен победить. И ты искал способ и оружие. В точности, как того хотела Северная королева.
— Если бы ты только меня слушал, — просипел Эндрил, ища силы продолжить бороться. Но не мог найти ничего, кроме разочарования, ненависти и гнева. — Я бы смог покончить с войной ещё три года назад.
Ответный выпад получился неумелым и жалким. И отец лишь рассмеялся.
— Ты? Знающий о битвах в море лишь по книжкам? Изучивший врага по картам и своим домыслам? С трудом представляющий маршруты снабжения, важные точки за Северной границей и места, где базируется их флот? Не знающий командующих их взводами в лицо, их слабые и сильные стороны. Не знающий, когда тот или иной воздушный бог выйдет из облаков? И ты думаешь, что справился бы лучше меня и десятка советников? Но почему? Из-за успехов в академии? Или из-за ума, который очевидно, есть только у молокососов?
Эндрил чувствовал, как захлёбывается в этих вопросах. В этих атаках отца. Чувствовал, как после каждого удара, сдержать следующий становится сложнее. Чувствовал, как у него опускаются руки. Хотелось закрыть глаза, вернуться на корабль Бриджит и отбыть на Север. Оказаться где угодно, лишь бы подальше от этого разговора. От этого человека. И от самого себя, каким он становился рядом с отцом.
— Сын, я никогда не считал тебя глупцом, но сейчас ты не видишь дальше своего носа. Северная королева залезла тебе в голову. Окрутила вокруг пальца. Даже сейчас они отправили тебя на Восток, лишь чтобы воздействовать на меня. Чтобы сыграть на моей жалости. Чтобы показать, что я не в силах сам вернуть своего сына, а они могут отдать тебя по щелчку пальцев. И чтобы заставить меня танцевать под их мелодию. Ослабить меня. Или сломать. — Эндрил увидел, как ладонь отца на подлокотнике дрогнула, а затем сжалась в кулак. — Но я не позволю им ещё раз провести меня. Не попадусь в эту ловушку во второй раз. Мне плевать, насколько заманчивое предложение они приготовили. Я не стану его слушать. Не стану думать о нём. Не стану из-за него менять свои планы. Что на счёт тебя... Завтра же ты вернёшься обратно на Север и передашь им мои слова. А затем... Затем я не буду тебе указывать. Ты можешь делать всё, что пожелаешь. И я надеюсь, однажды, ты сможешь вернуться ко мне, вновь став тем, кто достоин называться моим сыном.
Это был последний, завершающий удар. И отец не жалел для него силы. Не жалел слов, стараясь вогнать клинок в самое сердце Эндрилу. И Эндрил, пожалуй, должен был наконец сдаться. Должен был смириться с неизбежным поражением. Вот только, как это часто бывает, мозг пропустил мимо большую часть слов, зацепившись за одно единственное. Показавшееся слишком важным, чтобы его игнорировать.
«Завтра».
Гнев отца, его последний приказ — всё вдруг перевернулось с ног на голову. Да, пожалуй, Эндрил предполагал, что возвращение на Север — самый вероятный исход их беседы. Но... завтра же?
— Отец, — Самообладание вмиг вернулось, и он произнёс это так мягко, как мог. — Ты так и не ответил на мой вопрос.
— На твой вопрос? — опешил отец, вероятно, предполагая, что разговор уже окончен.
— По поводу Куррентеров. Почему ты начал беседу именно с этого? Почему вообще вспомнил о Луизе?
— Дочка Петера распустила о тебе слухи, — брезгливо поморщился король.
— Слухи? Сейчас? Но ведь, когда я собирался улетать, девочка была помолвлена. А значит, она уже два года как замужем. В тоже время никто не знает о моей помолвке с северной принцессой — я следил за новостями и в курсе, что это до сих пор так. А значит, по её репутации это бы ударило куда сильнее. Тогда зачем?
Король задумался, совершенно не готовый
