— Это самое памятное мне место. Я когда-то часто приходил сюда, мечтал, строил планы на будущее.
— Сейчас о нем тоже необходимо подумать, — робко сказала Рената.
— Ты о чем? Мне все абсолютно ясно.
— Не лукавь, Тео. Ты сам себя обманываешь, не заглядывая в завтрашний день.
— Завтра я «брошу» тебя и улечу в Нью-Йорк.
— Я не о том.
— Так о чем?
— О нашей с тобой жизни… Моя целиком связана с Чикаго, студией, работой, без которой просто не могу существовать… Твоя же… с бизнесом за много миль отсюда…
Впервые за последнее время Тео понял, что совершенно забыл о своих нью-йоркских делах, партнерах по команде, которую возглавлял, привычном укладе жизни, наработанных связях.
— Ты почему молчишь? — озадаченно спросила она.
— Думаю.
— Так думай вслух, чтобы я была в курсе.
Некоторое время Тео молчал, пока не произнес:
— В Нью-Йорке полно телекомпаний, где можно найти применение твоему опыту и знаниям.
— А как же «Трибуна»?
— К черту «Трибуну»!
— Ты хочешь, чтобы я начинала на пустом месте и бросила дело, куда вложила столько сил и мозгов? — Она вспыхнула. — Предала собственные идеи, людей, которых заставила в них поверить и работать с полной отдачей?!
— А ты хочешь, чтобы так поступил я?
— Я этого не сказала. — Рената печально нахмурилась.
— Значит, у нас нет выбора?
— Значит, нет. — Рената отвернулась.
— Или один из нас должен чем-то поступиться… Разве не так?
— Не знаю… Не уверена.
— Тогда продам «Трибуну», и у тебя не будет выхода.
— Что ж, ты хозяин — продавай! Но учти, я вовсе не пешка, которую с легкостью можно передвигать по шахматной доске.
— Рена, детка, не мучай меня и себя. Поживем — увидим. Не надо решать все проблемы сразу… Идиотство… Нужно ли нам начинать со ссоры? Еще успеем. И вытри глаза, иначе Фанни бог знает о чем подумает… Смотри, какая красота. Сейчас вся вода станет нежно-розовой, как твои губы.
Он пальцем коснулся ее рта, потом нежно поцеловал. Ласково, как голову ребенка, погладил по волосам.
— Солнышко ты мое…
За столом Рената сидела немного притихшая, Тео же — наоборот: ел с аппетитом, расхваливал кушанья, с удовольствием подливал женщинам вино и шутил насчет того, что малолюдное свадебное пиршество плохо только одним — некому кричать «горько».
Фанни этот пробел восполнила. Подняла свой хрустальный бокал и прослезившись сказала:
— Будьте счастливы. Горько!..
Тео отнес Ренату на руках в большую спальню для гостей, приготовленную им экономкой. Огромная старинная кровать была застлана крахмальными простынями, подушки взбиты, одеяло тщательно расправлено.
Рена сразу утонула в этом мягком, торжественном великолепии, моментально вспомнив их хижину, дождь за распахнутой дверью, ощущение полного уединения… Здесь все было по-другому, только руки любимого, осторожно раздевавшие ее, — те же. Обидно стало за то, что снова одета неподобающе: будничное белье, домашняя юбчонка — ведь выбежала к Тео на улицу, когда тот утром позвонил, прямо в чем была…
Но каждое его прикосновение будило в ней предвкушение блаженства. Пусть сейчас, хотя бы только в эти мгновения, ничто их не разъединяет. Она гнала от себя мысли о будущем с теми проблемами, которые могут стать для них обоих неразрешимыми.
Тео же не мог думать ни о чем, кроме прекрасного молодого женского тела, шелковой нежности кожи, источавшей дурманящий голову аромат… Кроме этих глаз, полураскрытых губ… Все внутри него таяло от неизбывной нежности. Он покрывал ее поцелуями, ласкал, едва касаясь кончиками пальцев, упивался ею.
А она будто погружалась в сладостное небытие.
— Как божественна твоя кожа, твой запах, твоя грудь, — шептал Тео.
И слова эти волновали не меньше поцелуев, которыми тот метил каждый уголок распростертого перед ним тела. А когда он зажал набухший розовый сосок между большим и указательным пальцами и мягко, поддразнивающе сдавил, молния прострелила Ренату до самого паха, заставив изогнуться дугой. О небо! Ей едва удалось сдержаться, чтобы не застонать.
Глаза Тео радостно вспыхнули. Его рука гладила впадинку, сбегавшую вниз от пупка, погружалась в пушистый треугольник волос.
— Не заставляй меня умирать от желания, — едва пролепетала Рената, ощущая зов жаждущей плоти, поднимавшийся в ней, задыхаясь и томясь от жара, постепенно охватывавшего ее.
Она замерла. Трепетная игра с ее плотью, дрожащей от вожделения, доводила Ренату до безумия, вызывая восторг.
— Моя волшебница, — бормотал Тео, притягивая всю ее к себе. Грудь к груди, живот к животу. Их дыхание смешалось, тела слились во взаимном нетерпении. Он навалился всей тяжестью и одним неудержимым движением вошел в нее. Обхватил руками ягодицы, помогая ей приноровиться к медленному ритму, с каким все глубже проникал в бархатную женскую плоть.
Судорожно вдыхая воздух, Рената подхватывала ритмичную равномерность его посылов, стонала и вздрагивала, вздымалась и опускалась, идя навстречу все возраставшей страсти. Руками и ногами она обвила Тео, не давая тому уходить далеко…
Их было уже не разнять, они слились в одно целое. Неизъяснимое упоение охватило Ренату, когда мощные движения мужского тела ввергли ее в водоворот невообразимых чувств и ощущений. Она забилась в ослепительном восторге, который продолжался и продолжался, пока не завершился одновременным оглушительным экстазом: буря смешалась с бурей, дрожь исступления со стонами…
Пожиравшее их пламя постепенно угасло. Его сменили изнеможение, умиротворение, опустошенность.
— Тебе хорошо? — нежно целуя ее взмокший висок, тихо произнес наконец Тео.
— Не надо спрашивать. Молчи…
— Глупышка. Мужчине лестно услышать, что он доставил удовольствие…
Рената тихонько засмеялась.
— То же самое можно сказать и о женщине.
Он расцвел.
— Ты не возомнишь о себе, если я скажу, что никогда еще не испытывал ничего подобного? Я не знал, как, оказывается, это бывает, когда к человеку приходит настоящая любовь. Спасибо тебе, мое счастье, моя жизнь… Подремли, я буду сторожить твой сон.
— Я не хочу спать, — ответила Рената, чуть смутившись. — Я не могу спать, когда ты рядом.
Он трепетно поцеловал ей краешек губ.
— Ты чудо! Когда я вернусь, мы купим тебе самое лучшее подвенечное платье, и ты будешь самой прекрасной из невест. И пусть все завидуют, видя, как мы, счастливые, рука об руку идем к алтарю.
— Думаешь, нам обязательно венчаться?
