он остановился взглядом на компьютере и подошёл к нему. Мой компьютер не был выключен, и когда Эвкум Ал Аид дотронулся до мышки, он проснулся. Эвкум Ал Аид неловким движением подвинул её из стороны в сторону, понажимал клавиши, а потом очень быстро начал входить из одного меню в другое. Он нашёл приложение, которое он мне показывал, в большом списке программ, и установил его. На рабочем столе появилась программа, которая называлась «Языки», он запустил её и в списке языков начал искать свой язык. Найдя его в списке, почти в самом конце, Эвкум Ал Аид показал на язык в списке и сказал, — мой язык.
Во дворе кто-то закричал и Эвкум Ал Аид подошёл к окну. Он что-то крикнул в ответ и, махнув рукой в мою сторону, стремительно удалился. Ещё немного я увлечённо смотрел на текст учебника по языку «Настир», что любопытно, учебник был написан на безупречном, академическом русском языке, но вот сам язык, о котором шла речь в учебнике, не был похож ни на один из языков, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я встал и подошёл к окну, чтобы посмотреть, что там стряслось, так как теперь там кричал ещё и Эвкум Ал Аид. Во дворе пустующего дома по соседству, бегал Эвкум ал Аид, а следом за ним его старик. Сперва я не понял, что там происходит, пока из-за заросли не выскочила большая свинья. Свинья рванула во весь опор прямо к улице, пробегая мимо моего дома.
Я выбежал из дома почти сразу и снова босиком. Свинья забежала за мой дом с другой стороны и застряла в проволочной изгороди моего огорода. Я схватил один из кольев изгороди, который норовил выскочить под натиском сопротивления свиньи. Подтянув колышек и затянув тем самым петлю на лапе свиньи ещё туже. Намотав свисающий конец проволоки на трубу, которая выходи́ла из дома прямо под землю.
Сзади подбежали Эвкум Ал Аид и старик, они о чём-то очень живо разговаривали. Старик бросился с мотыгой на свинью, и я, как мог, встал между ним и свиньёй. Старик остановился, и Эвкум Ал Аид забрал у него мотыгу. Он подошёл ко мне и спросил, — Твой? — недолго думая, я ответил, — Теперь мой, — и указал на себя.
Я снял с себя рубашку и накинул свинье на голову. Она немного успокоилась, и я завязал её потуже. Сбегав домой за верёвкой, я принялся завязывать её на шее свиньи, и когда поводок был готов, я отвязал ногу, которая была запутана в проволоке. Отвязав свинью, я потянул её за поводок. Свинья сопротивлялась. Эвкум Ал Аид без вопросов схватил поводок, и мы вместе потянули свинью к единственной нежилой постройке на нашей улице.
Внутри небольшого амбарчика было несколько деревянных перегородок, и загнав свинью за одну из них, я запер калитку на железный засов. Когда я снял рубашку с головы свиньи, она начала метаться и визжать. Через пару минут свинья почти успокоилась. Мы с Эвкум Ал Аидом смотрели на неё, а она смотрела на нас, немного похрюкивая.
— Свинья, — нарушив молчание, сказал я,
— Брэ, само мшап арун в брэ, — ответил Эвкум Ал Аид,
В амбар зашёл старик и двое детей, в руках у детей были большие корни, напоминающие хрен. Дед что-то сказал детям, и они высыпали охапки хрена свинье.
Очень довольный свин принялся уплетать подношение, изредка повизгивая, но уже от радости. Дети улыбались, смотря на свинку. Дед, немного посмотрев, вышел из амбара и что-то крикнул Эвкум Ал Аиду, и тот поспешил последовать за ним. Ещё немного понаблюдав за свиньёй, я тоже вышел на улицу.
Замечательный день. Тепло и солнечно. Но в этот момент что-то защемило в душе́. Я тщетно надеялся, что всё само образуется и разрешиться. Я избегал мысли о том, в какой опасности была Соня и Фат Ил Ти. Волна отчаяния накатила на меня. Я поспешил домой, чтобы узнать, ответило ли мне существо. Единственная надежда была на него. Ведь здесь, на этой планете нет даже малой части необходимых компонентов для создания машины перехода.
Я погружался в отчаяние с каждым сделанным шагом. Мне становились ненавистными все виды, земля под ногами, воздух и вода, да и я сам. Я пожинал плоды собственной беспечности, слабости и отсутствия самоконтроля. Этой безрадостной нотой был ознаменован переход нашей деревни на новый этап — скотоводческий. Что не могло не радовать, ведь дичи водилось в окру́ге крайне мало, а рыба в местных реках имела не самый лучший вкус.
Часть 1 — Глава 18
Моё душевное состояние становилось всё хуже. Очевидно было, что я впадал в депрессию. Я всё реже выходи́л из дома, порою даже мог не вставать из постели в течение дня. Зарос волосами и походил на отшельника, кем, по сути, и становился.
Эвкум Ал Аид навещал меня регулярно, в его русском даже наблюдался некоторый прогресс. Но этого всё ещё не хватало, чтобы полноценно общаться.
Из тех немногих занятий, что остались в моём распорядке дня, было изучение потока. Наука была нова для меня, и за всё то время, что я изучал материалы по ней, я не продвинулся ровным счётом, ни на йоту. Удивительно, но, казалось бы, такая неудача для учёного, а мотивация сохраняется. Порой я мог не кушать несколько дней, но прочитать несколько статей о потоке было делом высоченной важности.
Сам поток не был чем-то сложным. По сути, это ведь то же самое время, но не дискретное, как мы привыкли считать. Время как понятие было вложено в поток, но применялось время только для специфических и узких подсчётов. Основу потока занимала пластика бытия. Некое, пространство без полей и геометрических размерностей. И у потока не слишком много правил, часть из которых вполне можно было бы нарушить, заплатив за это какую-то невообразимую цену, но тем не менее. И всё же, даже имея в своём арсенале конструкты для обхода потоковых ограничений, не было конструкта, даже теоретического, для того чтобы разворачивать движение потока в обратном направлении. Тут как и с энтропией, есть вектор, и он непоколебим. Константа, которую не изменить, не скорректировать.
Изучая поток, я невольно ловил себя на мысли, что я что-то упускаю из виду. Что есть что-то, чего не понимаю не только я, но и существа. Проблема в понимании — не в умении анализировать или умении вычислять, скорее здесь проблема это всё осознать. Когда-то и нашим предкам было сложно осознать,
