Собрала свои волосы — кажется, впервые. Странный знак. Но кажущийся предзнаменованием чего-то хорошего.
Амелия замечает его, и внезапно бросает через перила какой-то небольшой предмет. Словно случайно, и в сгущающихся сумерках тяжело различить, что при этом выражает её лицо. Тут же торопливо шмыгает в свою комнату, как будто боится передумать. Ник подходит ближе, зажимает сигарету зубами и поднимает с газона сложенный вчетверо листок, едва не унесённый ветром. Разворачивает, и сердце гулко ухает в груди торжеством и неверием:
«Забери меня отсюда. Сегодня же».
6. Отель "Эдем" Всё так легко, что даже несколько странно. Никаких проблем не возникает с тем, чтобы не загонять машину в гараж до полуночи. Никаких проблем, дождаться, когда с балкона полетит чёрный рюкзак, а следом чётко на ноги в своих тяжёлых ботинках приземлится Амелия. Никаких проблем в том, чтобы мягко выехать на трассу, и тут же выкинуть в окно пульт от ворот — который больше не пригодится.
Он не сомневается ни минуты. Возможно, уже завтра Эми передумает, и уговорить её на этот шаг больше не получится. Так что Ник усердно прибавляет газ, и джип несётся по дороге, рассекая фарами ночную мглу. Но вот то, как мрачно молчит его попутчица, откинувшаяся на кресле с прикрытыми глазами, настораживает. Почему она решилась? Почему сегодня?
— Что он с тобой сделал, Эми? — тихо и несмело спрашивает Николас, как только Браунвилль остаётся в паре миль за их спинами. Его не покидает чувство, будто на этот раз психопат-Босс сумел сотворить нечто такое, что заставило измученную девчонку бежать.
— А нужно что-то ещё? — горько усмехается она, протягивая руку к приборной панели за сигаретами. — Ты видел крохотную часть. Из-за него я утопила ту шлюху, сама, своими руками. А он просто играл, наблюдая за мной с балкона. Развлекался, — голос срывается во всхлип, пальцы так отчаянно трясутся, что не могут совладать с зажигалкой. Щелчок за щелчком, пока, наконец, крохотный огонёк не появляется на фитиле. Не накрашенная и бледная, с высоким хвостом на голове и синюшными губами, сжимающими сигарету, она кажется действительно болезненной. Желание её защитить крепнет с каждой минутой, растворяет последние крупицы нерешительности: он всё делает верно, когда увозит её из логова дьявола, наплевав на последствия.
Николас тяжело вздыхает, возвращая взгляд к дороге. Он не знает, что сказать. Для него убийство — нечто невозможное, за гранью того, что должен делать человек в этом мире. Никогда его руки не отнимали ничьей жизни, и понять Амелию не получается. Он вообще не вполне уверен, что у них выйдет быть вместе после того, как все кошмары останутся позади. А ведь их точно будут искать. Со всем возможным упорством. Старается казаться невозмутимым, когда спрашивает:
— И какой у тебя план? Аэропорт?
— Да, но не в Чикаго, — коротко кивает Эми, опуская глаза, и реснички трепещут, смаргивая влагу. Голос звучит сдавленно, полушёпотом. — Он будет проверять списки пассажиров. Мне нужны новые документы, если хочу по-настоящему раствориться. И тебе тоже. Машину лучше бросить поскорей, при первой возможности, — он не дурак, и сам уже обо всём этом успел подумать, пока ждал её.
— У меня есть знакомый в Индианаполисе. Он поможет с паспортами, и вылететь можно будет оттуда. За три часа должны добраться, — быстро прикидывает Ник расстояние и первый же вариант, какой у него возник после того, как подобрал её записку. Один из бывших приятелей, с которым работал в мастерской, довольно ловкий малый Лиам — за небольшую сумму сделает им документы за полдня. И тогда через сутки они уже будут на полпути через Атлантику.
— Отлично, — безразлично и хмуро кивает Эми, отворачиваясь к окну. Вновь затягивается дымом. Глаза пустые, безумно грустные. Невидящие. — И Ник… Спасибо. Я не знаю, как тебя благодарить, что ты согласился уехать, помочь мне. Ты так подставился из-за меня…
— Брось, — тут же прерывает он эти бессвязные фразы, за которыми отчего-то не слышит искренности, только какую-то обречённость. — Я же и сам хотел валить. Просто сделаю это немного раньше, чем планировал.
Она не отвечает. Молча выбрасывает окурок в окно, с лёгким раздражением. Скидывает ботинки, поджимает под себя ноги, располагаясь удобней. Достаёт из кармана куртки смартфон и спутанные провода наушников. Красноречивей некуда: она не хочет болтать и вместе слушать Queen. Она хочет побыть наедине с собой — что ж, для неё это явно непростое решение, и его стоит уважать.
— Три часа? — уточняет Эми, прежде чем заткнуть уши. Короткий взгляд, от которого немного не по себе. Слишком влажный и пронзительный.
Как будто она кричит внутри себя, и Ник вздрагивает, крепче сжимая руль. Похоже, оставить ублюдка Алекса для неё, действительно, испытание воли. Но она справится. Он поможет справиться. А дальше — как решит сама. Главное, что её душа будет свободна. Мэл бы это одобрила, он уверен.
— Да. Можешь поспать, — предлагает он ей, готовясь к трём часам бесконечной дороги, слепящим фарам встречных машин и затекающей спине.
Эми вновь отворачивается к окну и безучастно смотрит на проплывающие мимо дорожные указатели. Пусть подумает. Пусть освоится с мыслью, что больше ей никто ничего не будет приказывать, что больше не надо никого убивать и ни перед кем пресмыкаться. Что надо жить своей головой. Вот только чёртов чокер всё ещё на ней, и Ник пока что не хочет просить снять ошейник. Вряд ли она готова с ним расстаться так быстро. Он выжимает газ, двигатель утробно ревёт, и джип наращивает скорость их спонтанного побега.
Спустя час по крыше начинает гулко тарабанить дождь, приходится включить дворники, размазывая влагу по лобовому стеклу. Ник изредка украдкой бросает осторожные, оценивающие взгляды на попутчицу. Но Эми почти не шевелится: кажется, всё-таки дремлет, неудачно повесив голову и прикрыв глаза. На развороте трассы наушники выскальзывают, и, прислушавшись, Ник понимает, что никакой музыки в них нет. Неужели сложно было сказать, что не настроена говорить? Он же не Алекс. Он бы понял. Чуть-чуть сбавив скорость, протягивает руку под её сиденье и выжимает рычаг, чтобы Эми легла удобней. Спинка опускается, и девушка, чуть поёрзав, продолжает спать.
Опасно отвлекаться от ночной дороги, но невозможно не задержать на ней взгляд. Даже с закрытыми глазами кукольное личико кажется напряжённым, хмурящимся. Сколько же дерьма она уже успела перенести. Сердце сжимается, когда Ник вспоминает, что ей нет и двадцати пяти. И уже — кровь на руках. Уже — грязь, от которой не отмыться. Грузно вздыхает, заставляя себя внимательно всматриваться в трассу, а не на крохотную родинку на впалой девичьей щеке, замеченную впервые. В салоне полная тишина, но она не грозит сморить опытного водителя.
Он уже представляет. Как они снимут крохотную квартирку где-нибудь в жилом квартале Рима, на самом верхнем этаже, с выходом на крышу. Как сварит ей первый утренний кофе и начнет вычищать отголоски яда Алекса из этой безумной девчонки. Нет, навязываться не будет — но даже того короткого поцелуя ему хватает, чтобы понимать: не будь Герра, и Эми была бы не против. Отзывалась бы на его касания и привыкла бы к понятной, человеческой заботе. Нужно быть терпеливым. Гулять с ней по засыпанным листьями узким европейским улочкам, фотографировать её на фоне Колизея, кормить хот-догами и самым сладким шоколадным мороженым с кокосовой стружкой. Вместе перебирать двигатели, чтобы она могла занять руки, чтобы некогда было думать о прошлом. И тогда, в один солнечный осенний или даже зимний день есть крохотный шанс, что её улыбка будет искренней. А запах ежевики, пропитавший сейчас воздух вокруг, станет окутывать его невесомой дымкой и дальше. Что она будет звать его «Никки», утрами прижиматься к его телу в поисках тепла — и получать его. Безвозмездно. Просто потому что он может согреть.
