Лирический герой, как это часто бывает в балладном стихе Д. Быкова, уходит от реальной действительности, заменяет ее некой вымышленной ситуацией, в которой воссоздаются лиро-эпические картины возможных событий. Действие не развивается, а основывается на фактах: любимая жена, причем бесприданница, заводит интригу с пажом, втайне от своего старого мужа, поэтому он решает запереть ее в «ледяной подвал». Причем после совершенной измены она для него все равно остается «божеством». Герой испытывает душевные мучения, боль, обиду, о чем свидетельствуют эмоционально окрашенные эпитеты, характеризующие жену и ее любовника: он – «недоносок», «ублюдок», она – «холодная», «немая». Наличие драматических переживаний подчеркивает лирико-драматическую составляющую сюжета, нежели мистико-драматическую. Эмоциональность проявляется в лексически окрашенных словах. Современный поэт, безусловно, ломает балладный канон, вводя сниженную, бранную лексику, что наиболее ярко подчеркивает внутреннее негодование героя, передает его эмоциональный фон («недоносок», «ублюдок», «паскуда»). Возвышенный трагический пафос снижается и за счет упоминания «свиных котлет», который не получит любимая:
И я говорю, что за этот ответ
Ты больше свиных не получишь котлет,
И ты отвечаешь на это,
Что сам я свиная котлета [8, с. 357].
Поэт виртуозно синтезирует высокое и низкое, трагическое и комическое, романтико-сентиментальное и реалистическое, что и создает эффект литературной игры, за которой скрываются драматические чувства неосуществленности счастья, нереализованности чувств и эмоций. Этой же цели служит и жанровый синтез баллады, жестокого романса, анекдота. Сюжет данной баллады можно рассматривать, с одной стороны, как анекдотический – гнев ревнивого мужа, который застает свою жену с любовником, причем, вопреки традиционному анекдотическому сюжету, комично выглядит любовник, а не муж. С другой стороны, обнаруживаются и черты жестокого романса: измена, страсть, откровенные признания, возмездие за содеянное зло, трагические коллизии и т. и.
Однако поэту важно сохранить и традиционные черты жанра. Сюжет строится на диалогической форме: старый феодал ведет беседу со своей женой, вступает в спор с ней, укрощает ее строптивость, негодует от ее спокойствия и непреклонности. Балладная атмосфера создается и за счет хронотопа замка – важного элемента романтической баллады. Отсылка к Средневековью и образам феодала, госпожи, пажа – это, безусловно, поэтическая игра, за которой скрываются мучительные переживания героя-современника, осмысливающего измену любимой. Необычная балладная форма помогает более ярко подчеркнуть внутренний драматизм, переживания героя.
Трансформируется здесь и мотив тайны, который не будоражит чувства, не наводит страх, а создает элемент недосказанности, дает право читателю самому вообразить развязку. В конце баллады не наблюдается трагического исхода ситуации. Как и в романтической балладе, Д. Быков стирает границы реального и ирреального. Черты Средневековья переплетаются с сегодняшним днем, взгляды обычного туриста и давних героев вступают в некий диалог, затушевывают картину происходящих событий, переносят чувства из прошлого в настоящее, подчеркивая их вечный характер:
Спускается ночь на последний приют,
Ночные туманы в долине встают,
И тучи наносит с Востока,
И ложе мое одиноко [8, с. 358].
Подобные балладные сюжеты мы можем наблюдать во многих лирических произведениях Д. Быкова 1990-х гг. («Баллада о кустах», «Баллада об Индире Ганди», «Пьеса», «Курсистка», «Фантазии на темы русской классики» и др.). Более того, поэт актуализирует жанр баллады в своем творчестве, создавая балладные циклы. Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает его цикл «Баллады», вошедший в книгу стихов «Последнее время» (2007). В данном цикле также преобладает не мистико-драматический сюжет, а лирико-драматический. Особенность цикла состоит в сосредоточении внимания на динамике чувств лирического героя, который играет центральную роль, ориентируясь во многом на образ самого поэта. Баллады в данном цикле трансформированы в лирические стихотворения, жанровые границы баллад размываются, на что указывает отсутствие динамики сюжета, системы персонажей. Однако не все балладные качества были утрачены и в данном цикле. Быковский цикл «Баллады» можно расценивать как один из вариантов существования современной баллады, в которой доминирует особое драматическое переживание, сконцентрированность на жизни «дряхлого века», певцом которого и является поэт, а также сознательная авторская актуализация жанра.
Формальные и содержательные признаки указывают на то, что это «сверхжанровое образование» является циклом. Всего в цикл входит пятнадцать баллад, каждая из которых имеет свой порядковый номер, что строго закрепляет ее в «архитектонике» поэтического цикла. Все баллады датированы (от 1987 до 2005 г.) и представлены в хронологическом порядке, что подчеркивает сознательно выстроенную сюжетную линию, авторскую «архитектонику» цикла. В нем прослеживается движение основного лирического сюжета, определяются его элементы, сквозные мотивы и образы.
Во вступлении к первой части цикла обозначается его главная тема – осмысление современной России, ее судьбы на фоне эпохальных социально-политических и культурных событий конца XX в. Важную идейно-смысловую функцию несет эпиграф, который дает поэт к первой балладе цикла. Вся первая часть строится как аллюзия на ахматовские стихи «В то время я гостила на Земле»:
И все же на поверхности Земли
Мы не были случайными гостями:
Не слишком шумно жили, как могли,
Обмениваясь краткими вестями
О том, как скудные свои рубли
Растратили – кто сразу, кто частями,
Деля на кучки (сколько ни дели,
Мы часто оставались на мели) [8, с. 309].
Стихотворный рефрен не только придает напевность, но и подчеркивает иллюзорность «наполненной смыслом», «счастливой» жизни Страны Советов. Смысловая и ритмико-интонационная аллюзия на ахматовские стихи придает антиномичный характер всему поэтическому тексту:
И все же на поверхности Земли
Мы не были. Случайными гостями
Мы промелькнули где-то там, вдали,
Где легкий ветерок играл снастями.
Вдоль берега мы медленно брели —
Друг с другом, но ни с этими, ни с теми,
Пока метели длинными хвостами
Последнего следа не замели [8, с. 310].
Новый век вовлек судьбу отдельной личность в пространство хаоса, лжи и обмана, он диктует совершенно иные правила выживания, вгоняя человека в жесткие рамки. Человек забывает о том, что он внутренне свободен, подчиняясь законам большинства, постепенно становясь частью безликой толпы и простым обывателем. Поэт сопереживает происходящему и хочет изменить мир, воспринимая «болезнь века» как личную трагедию. От лирического повествования автор переходит к гневному обличению, противопоставляя свободную личность обществу, но все чаще его голос замолкает в гуле толпы: «И подходят они ко мне в духоте барака, в тесноте и вони, и гомоне блатоты. Посмотри вокруг, они говорят, рубака, – посмотри, говорят, понюхай, все это ты! Сократись, сократик, – теперь ты спорить не будешь. И добро б тебя одного – а ведь весь
