Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Он остановился у кафе и заказал виски с содовой. Монотонно барабанил дождь, потом дождь сменился снегом, а он все сидел у окна, глядел на унылую улицу и ждал.
Мужчина, севший напротив него, выглядел как английский чиновник — скучный, лишенный воображения представитель среднего класса и среднего возраста. Его звали Гарри Томасон, и на самом деле он был безжалостным и бездушным автоматом, который управлял Комитетом, как хорошо смазанной машиной. Он избавился от своего мокрого плаща, положил на стол газету, заказал чашку кофе и только тогда наконец взглянул на Бастьена.
— Что ты натворил, Жан Марк? — спросил он.
Бастьен закурил сигарету, первую за последние двое суток, растягивая удовольствие от спектакля. Гарри, вероятно, имел такое же представление о его настоящем имени, как и остальные, но продолжал называть его псевдонимом Жан Марк, не подозревая, что это специфическое имя — всего лишь кличка любимого кабанчика его тети Сесиль.
Этот Жан Марк, кстати говоря, был весьма представительным кабанчиком. Семья с ее родословной тоже была весьма представительной, и Сесиль с удовольствием втаскивала свою пузатую вьетнамскую свинку в лучшие отели Европы и Азии. Франтоватый кабанчик со скверным характером, Жан Марк в конце концов куда-то пропал, когда Сесиль с матерью Бастьена путешествовали по Бирме. Бастьен потом все гадал: а не закончил ли он свой жизненный путь на чьей-нибудь кухне, сполна расплатившись за тот случай, когда выгрыз кусок из его ягодицы? Это была его вина — ему в то время было двенадцать лет, он скучал, дерзил, устав от того, что его таскали за собой взад и вперед по всему земному шару в качестве приложения к вечным скиталицам Марсии и Сесиль. А поскольку кабанчик всегда получал больше внимания и любви, он решил допекать Жана Марка, когда тот дремал в своей подбитой мехом кроватке.
Жану Марку это не понравилось, и он тяпнул Бастьена за ягодицу, заслужив неприязненное уважение. По крайней мере, хоть свинья его не игнорировала.
К тому времени, как свинка исчезла, Сесиль давным-давно утратила к ней интерес, точно так же как мать Бастьена утратила интерес к собственному сыну много лет назад, вероятно, сразу после того, как его родила. Она очень отчетливо давала ему понять, что он присутствует на этой земле не по ее воле — ее любовник, относившийся к ней как к собственности, отказывался позволить ей сделать аборт, пока не обнаружил, что ребенок не от него. К тому времени, как он от нее отстал, было уже поздно. Марсия находилась в кабинете какого-то шарлатана, умоляя сделать поздний аборт, когда начались схватки, а через три часа родился он.
Его всегда удивляло, почему она попросту не задушила его и не вышвырнула в контейнер для мусора. Или даже еще проще, чтобы не пачкать руки такой грязной работой, той ноябрьской ночью тридцать два года назад не оставила его умирать от голода и холода. Может быть, на какое-то время она поддалась сентиментальности. А может быть, из-за того, что была очень больна, настолько больна, что чуть не умерла, настолько больна, что ее пришлось оперировать, удалить матку и яичники, после чего она уже совершенно точно не могла в будущем вновь пройти через унижение беременности. Он привык думать, что она, лежа в той больничной кровати и боясь смерти, заключила сделку с Богом, в которого притворялась, что верит. Если ее жизнь будет сохранена, она воспитает свое дитя и будет хорошей матерью.
Что ж, ее обещания пошли прахом. Она была скверной матерью. Его воспитали, если можно так выразиться, многочисленные горничные и слуги гостиниц, пока наконец в возрасте пятнадцати лет он не сбежал со старой подругой матери, женщиной вдвое старше его, но чье тело было телом подростка, а сердце… сердце…
Да, сердце у нее было, и она любила его. И может быть, была единственным человеком, который его любил. Он оставил ее в Марокко, когда ему исполнилось семнадцать, — просто ушел в один прекрасный день, когда она отправилась по магазинам покупать ему подарки. Когда они покидали постель, она любила наряжать его в красивую одежду, и он быстро научился ценить шелковые костюмы. Через несколько лет, как он слышал, она умерла, но к тому времени он уже давным-давно разучился испытывать сожаление.
Его завербовали, когда ему едва перевалило за двадцать, и сделал это человек, очень похожий на Гарри Томасона. Бесчувственный, бессердечный сукин сын, который точно знал, на что могут быть способны парни вроде Бастьена, если их как следует подготовить. А о его подготовке позаботились на совесть.
Политики. Мораль для них не значит ровным счетом ничего. Он вроде бы работал на светлую сторону, но, насколько мог видеть, особой разницы между двумя сторонами не было. Обе стороны громоздили трупы на трупы, и никто из них даже не замечал невинных, попавших между молотом и наковальней, и, если на то пошло, не замечал и он сам. Хлоя Андервуд стала исключением из правила, единственной, о ком ему захотелось позаботиться, прежде чем о ней узнают люди вроде Гарри.
— Ну так что же случилось с Хакимом?
Вот чего он терпеть не мог в Гарри. Если у человека полон рот дерьма, он не может им не плеваться.
— Все пошло наперекосяк. Что я могу сказать?.. — Бастьен погасил сигарету. Он разучился ценить вкус табака — вот еще повод для раздражения.
— Ты можешь сказать, что случилось с той девушкой. Кто она такая?
— Девушка?
— Не валяй дурака, Жан Марк. Ты в этот уикэнд не был единственным агентом в Шато-Мирабель. Эта малышка, американская секретарша, — на кого она работала? Что с ней случилось?
Бастьен пожал плечами.
— Ваши догадки стоят моих. Я думаю, она состояла на жалованье у барона, хотя с тем же успехом могла приехать ради его развлечения. Вы знаете, как барон любит наблюдать, и ему всегда нравилось смотреть за Моникой, когда она с другой женщиной.
Гарри сморщил нос, выражая отвращение человека, ведущего целомудренную жизнь.
— Ты что же, не потрудился выяснить?
— Я сделал все, что мог, босс, — протянул Бастьен, зная, что Гарри терпеть не может, когда его называют боссом. — Но как я ни старался, она ни в чем не призналась.
Гарри пристально посмотрел на него:
— Если ты не смог ничего от нее добиться, тогда я сомневаюсь, было ли вообще что выяснять. Если уж про тебя и можно что-то сказать точно, так это то, что ты лучший дознаватель, какого мы могли заполучить. Лучше, чем кто бы то ни было с той стороны, даже лучше, чем покойный Жиль Хаким. Он вечно старался выжать из своей работы больше удовольствия, чем требовалось для дела. Ну так расскажи мне, что же произошло с нашим старым приятелем Хакимом и что произошло с девушкой?
— Они мертвы. — Бастьен закурил другую сигарету. Ему не хотелось курить — даже «Житан» потеряли вкус, но само действие давало ему время подумать.
— Ты убил их обоих?
— Только Хакима. Он уже расправился с девицей.
— Куда делось ее тело?
Бастьен рассматривал его сквозь плавающий и воздухе дым.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
