способен делиться и создавать то, что называется цепной реакцией, если его выделить из его более тяжелого, но не делящегося кузена, урана-238.
— Двести тридцать пять? Двести тридцать восемь? Прошу прощения, профессор, но кажется процесс деления уже происходит у меня в голове.
— Не пытайся понять все сразу. Ты слышал про уран?
— Да. Его символ — U, и кажется, это самый тяжелый элемент в таблице.
— Второй по тяжести. Неважно. Плутоний выделили совсем недавно, скорее всего, он еще не был занесен в таблицу Менделеева, когда ты учился в школе. Уран-235 встречается в урановой руде в соотношении 0,139 к одному, что означает, что он составляет только семь процентов от всего урана. Остальное — это уран-238. Так что он очень редкий. Фокус в том, чтобы отделить этот редкий радиоактивный изотоп, который обладает теми же свойствами, но имеет молекулярную массу, отличную от той, что есть у его более распространенного родственника, урана-238. Чтобы этого достичь, или по крайней мере собрать искомое его количество, нужна не только диффузионная мембрана, но и то единственное производное урана, которое благодаря своей легкоиспаряемости способно породить реакцию. Речь идет о гексафториде урана UP-6, при комнатной температуре он находится в твердом состоянии, но сублимирует, достигая…
— Сублимирует? — взгляд Лео опять начинал терять фокус. — Боюсь, я за вами не поспеваю, профессор.
— Вот, — Альфред взял жестяной лист и записал гораздо более сложное уравнение. — Просто запомни это…
— Это равняется… минуточку, — Альфред прикрыл глаза и принялся производить вычисления в уме. — Одна целая, ноль, ноль, четыре, два, девять, восемь или около того. Где — и это важно, Лео, — СКОРОСТЬ1 — это скорость эффузии урана-235, а СКОРОСТЬ2 — эффузия?.. — он вопросительно посмотрел на Лео.
— Урана-238, — подхватил Лео, после секундного колебания.
— Совершенно верно. А М1 — это молекулярная масса урана-235, соответственно, М2 — молекулярная масса урана-238. Небольшая разница в весе указывает на разницу в средней скорости их нейтронов. — Он посмотрел на своего ученика: — Это понятно?
— Честно говоря, довольно смутно, профессор.
— Постарайся запомнить. Я понимаю, что для тебя это сейчас звучит как китайская грамота.
— Ну не совсем, — закатил глаза Лео.
— Послушай, тебе не нужно все это понимать. Главное, чтобы ты ухватил суть и заложил уравнения в свой замечательный мозг. — Он провел под уравнениями двойную черту. — Так что посмотри еще раз. Не торопись и запомни их.
Лео еще раз пробежал глазами уравнение и зажмурился.
— Повторишь?
— СКОРОСТЬ1 относится к СКОРОСТЬ2 равно корень квадратный из М2 к М1… Назвать все цифры, профессор? Одна целая, ноль, ноль, четыре…
— Это необязательно. Любой человек с высшим образованием по математике вычислит это без труда.
— Тогда, СКОРОСТЬ1 — это скорость эффузии… UF6-235, а СКОРОСТЬ2 — эффузия UF6-238, М1 — Лео прижал палец ко лбу, — молекулярная масса урана-235, а М2, — молекулярная масса 238. И так далее и тому подобное…
— Браво! — похвалил его Альфред, наклонившись вперед и сжав коленку Лео. Профессор закашлялся, и в груди у него заклокотала мокрота.
— Один вопрос, профессор, если позволите…
— Конечно. Спрашивай.
— Я так и не понял, зачем вам надо отделять этот уран-235 от урана-238? И еще, вы сказали «искомое количество». Искомое для чего?
— Давай не будем опережать события, — терпеливо улыбнулся ему Альфред. — Всему свое время, мальчик мой. Всему свое время.
— Так это все? Вы хотели, чтобы я только это запомнил? Это и есть физика, которая спасет человечество?
— Это первый урок, — ответил Альфред. — На сегодня достаточно.
— Первый урок, — Лео вскинул голову чуть воинственно, — первый из?..
— Сотен, мой мальчик. — Альфред похлопал его по плечу. — Сотен. Однако, я должен тебя предупредить, завтра все будет гораздо сложней.
Глава 23
В последующие недели они встречались при любой возможности: утром после проверки, перед ужином. Почти ежедневно, хоть на несколько минут.
Кроме вторников, когда Лео, как правило, вызывали играть в шахматы к жене заместителя начальника лагеря.
— Ты предпочитаешь играть в игры, в то время как у нас так много серьезной работы! — не скрывал недовольства Альфред.
— Эти игры, как вы выражаетесь, однажды могут спасти мне жизнь. И вам тоже, должен вам напомнить. Я каждый раз говорю ей, что ее угощения я делю со своим дядей профессором. Она обещает позаботиться о нас.
— Позаботиться о нас… Я думаю, ты ходишь туда, потому что тебе шестнадцать и тебе нравится пялиться на женскую грудь. Может, я и стар, но не настолько, чтобы не помнить, как это приятно.
— Пожалуй, ради этого тоже, — Лео покраснел, слегка сконфуженный. — И все-таки она добра ко мне. Я вижу, что к происходящему в лагере она относится иначе, чем ее муж. Мне кажется, ей противно то, чем он занимается. Поэтому она и помогает в лазарете.
— Ты так думаешь? Ну-ну. Это она сама тебе рассказала?
— Да, во время игры.
— Мне кажется, что, играя с тобой в шахматы, она просто успокаивает свою совесть, — заметил Альфред. — Ты для нее — освобождение от грехов.
— А вы, я вижу, не просто доктор Мендль, вы еще и доктор Фрейд, — фыркнул Лео.
— В данной ситуации, молодой человек, изучение атома не отличается от изучения мозга. В конечном итоге, она — жена заместителя начальника лагеря, а ты — всего лишь еврей, — он тронул Лео за руку, — с номером на руке. Она присмотрит за тобой, пока не наступит твое время. Потом она о тебе даже не вспомнит.
— Увидим, — бросил Лео. — Но пока что меня вполне устраивают пирожные и шоколад.
— Ну да, ты прав. Посмотрим. — После приступа кашля на губах Альфреда появилась мокрота, и он отер ее рукой. — Пока суд да дело, вернемся к нашим баранам. — С каждым днем его кашель становился все хуже, кости и ребра проступали все сильней. — Извини, что тебе приходится лицезреть не ее, а меня.
— Ну да, зрелище гораздо менее привлекательное. Вот, давайте я накрою вас одеялом, старик. Извините, — он улыбнулся. — Я хотел сказать профессор. — Лео принес одну из тех засаленных тонких холстин, которые нисколько не спасали от холода.
За эти недели Альфред полюбил его. И он видел, что юноша тоже привязался к нему. Хотя в лагере с первого дня приучаешься не проявлять сочувствие к другим людям и не интересоваться их историей. Никогда не знаешь, что произойдет завтра.
— Ничего, — произнес Альфред. Тем не менее он закутался в ветошь и на какой-то момент даже перестал мерзнуть. — Спасибо, мой мальчик.
Как и
