трудно, но потом привыкаешь, — приободрил меня Рыбников, он явно проникся ко мне симпатией за то, что я «сломал систему».
— Что знаешь, про ОСВОД?
— Ну что это общество спасения на водах, там работают водолазы-спасатели.
— Во-первых, не спасения, а спасания. Так служба еще при царе называлась, с тех пор название и не меняли. Во-вторых, ОСВОД — это не только спасатели, но и производство инвентаря для спасательных работ, обучение плаванию, разработка новых образцов спасательной техники.
Серега Рыбников рассказывал мне про то как устроена спасательная служба, что ОСВОД снимает фильмы, организовывает экскурсии, и что это большая семья из десяти миллионов человек по всей стране.
— Серег, заводись, давай, покажем у берега, какие проблемы возникают.
Бойков снова завел двигатель, и мы тронусь в обратный путь.
Десять миллионов — это огромная армия. Я ещё раз восхитился людьми нашей страны, которые объединились на добровольных началах для столь масштабной и благородной цели.
Стало интересно, а сколько членов насчитывало Общество в прошлой жизни, в постсоветской России.
Когда мы подплыли к буйкам, и стали двигаться параллельно берегу, Серега Бойков спросил:
— Как думаешь, какие две категории граждан чаще всего тонут?
— Не знаю, подозреваю, что пьяные мужики?
— Угум, верно. А вторая?
— Честно, не знаю. Какая?
— Дети. Вторая и самая незащищенная категория — это дети.
— Не знал, неприятное открытие, — ответил я инструктору. Мне было немного стыдно за свою выходку с лодкой. Он действительно, очень переживал за меня. Я хотел попросить прощения, но он продолжил:
— Что лучше всего должен уметь делать спасатель? — продолжил Боёк.
— Плавать?
— Это, само собой. Что ещё?
— Оказывать первую медицинскую помощь?
— Помощь тоже, но речь не об этом.
— Подскажи, Серёг. Ты же видишь, я пока еще ничего не знаю.
— Считать и запоминать. Спасатель должен уметь хорошо считать.
Я помолчал в ожидании продолжения.
— Спасатель — дружинник, заступая на пост, должен постоянно считать сколько детей вошло в воду и сколько детей вышло. Тоже самое с пьяными компаниями. Спасатель считает, сколько нетрезвых вошло в воду и сколько вышло.
Я посмотрел на берег и отнесся к его словам с сомнением.
— Разве это возможно при таком количестве народа на пляже?
— Возможно, Макс — ответил Рыбников тихо, — не дай Бог, вытащишь первого утопленника, которому уже невозможно помочь, будешь считать лучше любого калькулятора. Не захочешь больше такое видеть.
— У тебя было такое? —, спросил я его
Он утвердительно кивнул, опустив глаза.
— Было и не один раз.
— Да ладно, что вы в первый день об утопленниках заговорили? — попытался отвлечь от тяжелых мыслей Сергей Бойков, — давайте о хорошем. Макс послезавтра у нас погружение с аквалангом. Ты же никогда не погружался?
В памяти ярко вспыхнуло воспоминание-сон.
Я снова падал вниз на дно камнем.
Я касался толстой перчаткой и ощущал спусковой пеньковый конец. Водолазные галоши пробивали стылую толщу воды, опуская меня все ниже и ниже. Воздух по шлангу едва поспевал за мной. Снова адреналин холодил сердце — там, внизу, была бездна.
Черная, с серебристым оттенком вода все плотнее и плотнее сжимала мою водолазную рубаху, словно море заковывало меня в стальной саркофаг. Тяжеленный шлем давил на плечи и равномерно тащил моё тело на дно. Я чувствовал на груди свинцовый груз.
Опять дышать все тяжелее. Там наверху Артур держал воздух в скафандре на самом низком уровне подачи. Я понял, что меня тревожит кислородное голодание. Однажды такое со мной было. Лишь бы оно не наступило. Лишь бы не закружилась голова.
В ушах давило, барабанные перепонки заложило, словно какая-то сила пыталась высосать их из ушной раковины. Нужно срочно «продуться». Я приложил нос к холодному стеклу иллюминатора и с силой выдохнул. Боль сразу исчезла, звук воздуха, поступающего в скафандр, приобрел чистоту и четкость.
Я ударился ногами о грунт неожиданно, даже слегка испугался. В шлеме зашипел воздух, и я услышал голос Рыбникова.
— Макс ты в порядке? Ты погружался, когда-нибудь?
Конечно, в этом был определенный риск
Глава 17
В памяти ярко вспыхнуло воспоминание о сне. Я снова падал вниз на дно камнем…
…Я ударился ногами о грунт неожиданно, даже слегка испугался. И сразу в шлеме зашипел воздух, и я услышал голос Рыбникова.
— Макс ты в порядке? Ты погружался с аквалангом когда-нибудь?
* * *
Я очнулся от видения и вернулся в реальность, сидя в «Южанке», подпрыгивающей на волнах и рассекающей воду.
— Нет, никогда. Просто нырял с ребятами в море.
— Ты просто замолк секунд на десять, такое ощущение, что что-то вспоминал.
— Ребят, знаете, что такое дежавю? Это когда ты чувствуешь, что с тобой это уже происходило. Чаще всего — это обман сознания. Мне показалось, что мы с вами уже сидели в это моторке и вы меня спрашивали про акваланг.
Мы вернулись на спасательную станцию.
— Раз не вышло с первой частью инструктажа, будем полной гонять тебя на втором этапе.
Мы прошли в учебный класс, в котором нижняя половина стен были окрашены в зеленый цвет. Верхняя часть и потолок побелены. Я раньше не задумывался об этой особенности.
Как выяснилось, объяснений было два. Считалось, что зеленый цвет успокаивает детей и повышает их производительность. Другая версия говорила о том, что зеленая краска в стране производилась в огромных количествах, значит она была самая доступная и недорогая по себестоимости.
В зеленый цвет красили всю военную технику, железнодорожные вагоны и электрички.
На стенах висели карты местности, плакаты демонстрирующие способы освобождения от захватов, методы оказания первой медицинской помощи. Не обошлось без партийных лозунгов.
Над меловой доской висел портрет Ленина и слоган: «Партия — наш рулевой». Чуть ниже кто-то изобразил крупными буквами, написанными акварельными красками лозунг нашего местного ОСВОД: «Ни одной жертвы на воде в этом году»
Судя по бумаге, серой от пыли, лозунг уже висел здесь несколько лет.
Столы стояли в три ряда и позволяли посадить до двенадцати стажеров. Они были точно такие же, как и в старших классах школы, но довольно потрепанные и видавшие виды
Скорее всего их списали из школы после обновления мебели, а потом привезли сюда. Несмотря на свой невзрачный вид, они могли послужить ещё с десяток лет.
— Итак начнем, садись на удобное место — Рыбников хлопнул в ладони и потер их.
А Боёк принес пару машинописных листов и карандаш и предал их мне.
— Приноси в следующий раз тетрадь и ручку. Тебе эти материалы помогут сдать экзамен.
Второй инструктаж начался с блока про температуру воды и воздуха и её влияние на половцев и купающихся. Казалось, что наиболее благоприятные условия для купания должны интуитивно понятны всем. Но не тут-то было. Далеко не все об этом задумывались и знали.
Я с детства слышал про судороги в холодной воде, правда мне повезло. Я ни разу в жизни с ними не сталкивался и их не чувствовал.
Но между мальчишками постоянно ходили истории о том, как кто-нибудь утонул из-за того, что ему свело судорогой мышцы на ногах или спине.
Так вот, должно быть всем понятно, начинать купание нужно при температуре воды не ниже +восемнадцати градусов по Цельсию. Но наши мужики, особенно те, кто приехал в отпуск с Севера, считали, что температура воды в плюс пятнадцать, и даже в плюс десять вполне подходит для того, чтобы плавать в море. А море высокомерия и гордыни не прощает.
Кроме судорог на пляже возможен перегрев в жару. Часто люди, не зная коварства морского солнца получают тепловые удары и теряют сознание.
Потом мы разбирали пляжи и места пригодные для купания. Я с удивлением узнал, что буи выставляются там, где спасателями расчищено и досконально обследовано дно.
Раньше я думал, что спасатели просто отмеряют положенное количество метров от береговой линии.
— Что вы изучаете дно на пляже после каждого шторма?
— Мы. Мы изучаем дно. Помни, ты осводовец! Конечно, после шторма может принести мусор, коряги. Вон после наводнения доставали машины, листы кровли, кучу всякой хрени
Боёк поправил Серегу Рыбникова:
— Ну не то, что после каждого шторма. Так людей и времени не хватит. Но после сильных штормов проверяем обязательно.
— Поехали дальше, — Рыбников продолжил рассказ про шоковое состояние утопающего, — Ты когда-нибудь обжигался?
Я кивнул.
— Конечно, обжигался.
— О чем ты думал, когда чувствовал ожог?
— Не знаю, наверно о том, что горячо.
— Не угадал. Ты ни о чем не думал. Твой мозг переходит
