Женщина демонстративно вздохнула и отправилась инспектировать комнату сына.
Мы стояли на пороге, отец Марио пускал на нас дым, обвиняя всех пуэрториканцев в том, что они ему жизнь сломали.
– До того как вы понаехали, мы аварийные окна оставляли открытыми на всю ночь, никакие решетки не нужны были, а потом явились вы. Ворье. Бросишь монетку в фонтан – вы ее схватите еще до того, как она в воду упадет.
Толстая женщина вернулась, неся руку П. К.
– Идите. – Она сделала движение, словно отгоняла мух. – Идите, идите. У меня семья, дел полно.
И она вернулась к гладильной доске. Отец Марио сплюнул табачную крошку, снова сунул в рот сигару и захлопнул дверь.
Толстым черным маркером, большими буквами Марио написал на руке П. К. «ПИДОР».
– Можно рукавом прикрыть, – сказал я П. К., но он в ответ промолчал. – Никто не увидит. Смотри! Рукав все закрыл. Потом попробуем растворителем для краски.
В школе я старался не налететь на Марио. Пока вокруг меня люди – все в порядке. Я отправился на встречу со старым мистером Гордоном, консультантом по профориентации, обсудить колледжи и всю эту шнягу насчет финансовой помощи. Я, в общем, и не знал, куда подавать заявление, кроме Принстона, – просто не знал, что хочу изучать. Есть люди, которые покупают вино по принципу «этикетка красивая», вот и я стал спрашивать про учебные заведения, которые типа покруче. Я назвал Пеппердин, потому что название звучало как имя персонажа из мультика про Пинатсов. Мистер Гордон рассмеялся. И сказал: я туда никогда не поступлю. Ладно, а Дьюкский? Нет, сказал он, никогда не поступишь. Вандербильт – хорошо звучит? Нет, не поступишь. Баудон? Нет, не поступишь. Помона? Нет, не поступишь. Соуртморский колледж? Нет, не поступишь. Йель, на елку похоже? Без шансов, сказал мистер Гордон, не поступишь вообще никогда в жизни. Корнелл? Нет. Пердью, смешное название? Нет. Принстон? Ни в жизнь. Когда я сказал: «Гарвард», мистер Гордон остановил меня и дал мне длинный список. Велел погуглить вступительные заявления этих учебных заведений, и все у меня будет нормально.
Через несколько минут я уже шел по коридору (стараясь не столкнуться с Марио); тут меня увидела мисс Кэхилл и спросила, что я с таким интересом читаю.
– Это что? – Она нахмурилась. – Почему здесь только муниципальные колледжи?
– Он сказал, что, если даже меня и возьмут в какой-нибудь частный колледж, я буду в долгах до конца жизни. – Мне казалось, что это не так, но я был приучен уважать старших на публике и поносить их за глаза, так что, когда мистер Гордон сказал мне про колледжи, я промолчал.
Мисс Кэхилл сердито сдула выбившуюся прядь волос и отвела меня в пустой класс. Закрыла дверь и попросила сесть рядом с ее столом.
– Куда бы ты хотел подать заявление?
– В Принстон. – Я знал, что там преподавал Эйнштейн. – Хотя не знаю, хочу ли я заниматься наукой. Мне нравится, но не знаю… К тому же я смогу жить дома, дешевле выйдет.
– Прекрасная мысль и прекрасный выбор, – одобрила мисс Кэхилл, а потом понизила голос, хотя мы были в классе одни. – Есть учителя… – она говорила осторожно, но я понял, на кого она намекает, – …которые задержались в прошлом. Они пришли в нашу школу в ХХ веке и жить продолжают все в том же ХХ веке. Хулио, я читала твое вступительное сочинение. – Мисс Кэхилл каким-то ласковым движением перебрала бумаги, лежавшие у нее на столе, и нашла мою работу. – Блестящее сочинение. Именно такие студенты нужны колледжам. Люди, которые готовы прийти на помощь другим. И написано оно творчески, сжатым, точным, грамматически верным языком. Ты действительно дружишь с тем бывшим заключенным?
– Ага. Но я еще не до конца написал.
– Хорошо. Пожалуйста, заканчивай, и прежде чем отсылать, покажи мне. У тебя и оценки хорошие, по предметам с углубленным изучением – тоже. Не блестящие, но хорошие… – Ее айфон, лежавший на столе, завибрировал, и на экране появилось изображение полицейского – в форме, но с расстегнутой рубашкой. Мисс Кэхилл приняла звонок и торопливо попросила перезвонить позже.
– Ну да, – сказал я, – но я все равно не хочу влезать в долги.
– Слушай. Я знаю, что получить дотацию на образование нелегко. Я сама без нее осталась. И все, что я тебе могу сказать… – Мисс Кэхилл на минуту задумалась, подбирая слова, наверное пыталась найти в моей жизни что-нибудь особенное, что-то, от чего она сможет оттолкнуться. – Ты же ходишь в церковь, да?
– Когда-то ходил. Но ходил, да.
– Ну вот, а теперь слушай. По-моему, так говорится в Библии: кто не работает, тот не ест[115]. Правильно?
– Это апостол Павел. Мой папа-коммунист говорил, что Ленин тоже так сказал. Странно, мисс Кэхилл, да?
– Вовсе нет. Христианство и коммунизм не так уж далеки друг от друга. – Мисс Кэхилл собралась было продолжить свою речь, но тут айфон у нее снова зазвонил. На экране возник другой полицейский, на сей раз совершенно голый, даже без рубашки. Из всей одежды на нем была только форменная фуражка; его колбаска болталась на вольном воздухе. Мисс Кэхилл поторопилась перевернуть телефон, пока я не заметил. Я сделал каменное лицо. – Я что хочу тебе сказать: есть люди, родившиеся в достатке, им не обязательно работать. Есть люди, которые достаток унаследовали: умер дядюшка и оставил им деньги, умерли родители и оставили им деньги. Есть люди, которые выиграли свой достаток в лотерею или на бегах. А самое грустное и несправедливое – это то, что есть люди, которые тяжко трудятся на жаре (например, гастарбайтеры, которые собирают клубнику или салат) и еле-еле зарабатывают на хлеб, а то и вовсе не зарабатывают.
– Я понял, – сказал я, хотя на самом деле хотел спросить про Таину, про день, когда она пела. Я знал, что мисс Кэхилл была тогда в зале. Но я дал ей закончить.
– Прекрасно. Потому что, Хулио, никто не может ни унаследовать, ни выиграть, ни заработать… время. Время – вот настоящее золото. Время, а не деньги. По-настоящему важно лишь то, на что ты тратишь свое время. Поэтому если хочешь – подавай заявление в Принстон, я тебе помогу. Сделай попытку. В долгах не в долгах – ты потратишь время на попытку добиться того, чего тебе хочется, и это прекрасно.
Какое-то время мисс Кэхилл смотрела мне в глаза. Я не стал говорить ей, что старый мистер Гордон просто мешок дерьма.
– Мисс Кэхилл, можно спросить кое о чем? Не про колледж.
– Да-да, конечно. – Она занервничала, потому что знала, что мальчики ее обожают. Наверное, она знала, что очень красива, и это ее пугало. А Таина не знала, что красива.
– Помните Таину?
– Таину… Таину? А, та девочка. Очень грустная история. – Голос у нее изменился, как будто речь шла о раненом щенке. – Ужасно грустная.
– Она когда-то пела в зале. И вы там были, да?
– Да?
– Я слышал:
