подсунул дезинформацию. Или способствовал тому, чтобы она была получена вовремя, ещё до приезда Эльзы в Хельсинки.
Времени всего час. Но этот час должен решить, привезёт ли Ярцев с собой «хвост» в Москву. Или ненужный «отросток» удастся ликвидировать по дороге. Надо действовать.
– Счёт, пожалуйста.
Екатерина Алексеевна подозвала кельнера. Тот подбежал, как ей показалось радостно. Взяв кожаный футляр с подноса, она взглянула на сумму в чеке, вложила в футляр две купюры, вместо одной, как требовалось – щедрые чаевые приглушат не только раздражение, но и память. Зачем, чтобы официант со злостью вспоминал о том, что одна барыня тут сидела-сидела у окна, всё смотрела на остановку. Ещё и внешность вспомнит, раздражение – оно злопамятно. А вдруг кельнера после её ухода кто-нибудь о ней спросит. А так щедрые деньги – короткая память. Да, был кто-то, какая-то дама, а как выглядела, что делала – не знаю, у меня много работы. Опыт. Психология.
Надев пальто, Екатерина Алексеевна взяла ридикюль и направилась к выходу. Официант любезно улыбался, провожая её взглядом. Перед выходом она остановилась перед зеркалом, поправила шляпку с вуалью, взглянув в зеркало на зал. Нет, слежки не появилось. Они упрямо продолжают гнуть свою линию. Хорошо. Тогда она свободна. И у неё есть ещё час, чтобы выполнить свою задачу. Она воспользуется им.
Улыбнувшись кельнеру, Екатерина Алексеевна толкнула стеклянную дверь, звякнул колокольчик. Она вышла на Алексантеринкату. Смеркалось. Играть ва-банк она не могла, слишком рискованно. Но если у неё час, то по требованию советского правительства все работники политических и хозяйственных миссий, в том числе и дипломаты, должны были покинуть Финляндию до 24.00, то есть у Ярцева в запасе оставалось ещё девять часов. Это немного. Но достаточно, если постараться.
Екатерина Алексеевна прошла по Алексантеринкату. Холодный северный ветер дул в лицо, встречные прохожие попадались редко. Близость войны, ненастная погода – люди предпочитали оставаться дома, следить за новостями. В такое время не до прогулок по магазинам, не до развлечений. Да и большинство магазинов закрыто. Только небольшие продуктовые лавки с товаром, который может понадобиться в любое время.
Она вышла на Сенатскую площадь, пересекла её и свернула в проулок Суурикату. Екатерина Алексеевна хорошо знала этот район. Здесь в одном из старинных домов, построенных ещё в тридцатые годы девятнадцатого века, проживала княгиня Дарья Александровна Ливен, младшая сестра некогда всемогущей директрисы Смольного института Елены Александровны Ливен, скончавшейся в эмиграции. Дарья Александровна в 1916 году по просьбе княгини Алины Николаевны Белозёрской преподавала Кате Опалевой основы придворного этикета, французский и музыку. Она осталась в России, бедствовала. Екатерина Алексеевна помогла ей выехать в Финляндию и высылала деньги от своего ведомства, иногда обращаясь с просьбой выполнить то или иное поручение.
Дарья Александровна была бездетной вдовой, жила уединенно, бывших соотечественников сторонилась. Иных источников существования, кроме как от Кати, у неё не было. Это был её личный агент, человек, на которого Екатерина Алексеевна могла положиться. Прежде она щадила Дарью Александровну, учитывая её возраст и слабое здоровье, старалась не поручать по-настоящему опасных дел. Но сейчас ситуация сложилась так, что больше ей рассчитывать было не на кого.
Катя прошла по вымощенной брусчаткой улице, остановилась перед домом. Перейдя на другую сторону, взглянула на выступающее окно в форме фонаря на втором этаже – в нём мерцал свет. Значит, Дарья Александровна дома. Катя подошла к парадной двери. Помедлила – она не была уверена, согласится ли Дарья Александровна на её предложение. Как и в том, сможет ли она настоять на нём. Потом, поднявшись по выложенным мозаикой ступенькам, позвонила в дверь. Через мгновение услышала голос Дарьи Александровны. Она спросила по-немецки:
– Кто?
– Это Катя Опалева из Петербурга.
Екатерина Алексеевна ответила по-русски. Дверь открылась. Она поднялась по мраморным ступеням на второй этаж. Тяжелая дубовая дверь квартиры была открыта – Дарья Александровна ждала её на пороге. Как и все Ливены, она была высокая, крупная, с возрастом начала полнеть. Белокурые волосы, посеревшие на висках, собраны узлом на затылке, вокруг светлых глаз и на щеках – несколько глубоких морщин.
– Катрин, не опускайте кисть, расслабьте пальцы, стокатто – это отрывисто, легко, весело, вы же всегда грустите…
На мгновение Екатерина Алексеевна вспомнила обитую деревянными панелями из кедра гостиную во дворце князей Белозёрских на Невском. Уроки княгини Ливен. В лёгком светлом платье из кружев она сидит на круглом стульчике перед роялем, рядом – Дарья Александровна, в строгом тёмно-синем платье с белым воротником, держит перед ней ноты. Княгиня Алина Николаевна в удобном мягком кресле, накинув на плечи шаль, читает французский роман. На столе горячий кофе в кофейнике, свежее безе с клубникой, его только что привезли от Елисеева, с наилучшими пожеланиями от магната на открытке. Было ли всё это в их жизни? Или это был сон?
– Прошу вас, входите.
Дарья Александровна пригласила Катю в квартиру.
– Вы давно не приезжали. Вы здоровы? – спросила она озабоченно, провожая её в комнату по длинному коридору, обитому темно-синим шелком.
– Да, сейчас почти здорова. Но долго болела, вы правы, – ответила Катя сдержанно.
Пугать одинокую женщину рассказами о том, как она была арестована, провела два месяца в подвале на Лубянке, как её пытали, допрашивали по делу Тухачевского, как на её глазах расстреляли второго мужа, генерала Петровского, – хотя теперь Лаврентий утверждает, что вовсе и не расстреляли, а отправили в лагерь. Вот только найти не торопится, в какой лагерь. Да и вернуть назад желания не проявляет, только плечами жмет. Как саму приговорили к расстрелу, а потом заменили расстрел ссылкой в разоренную княжескую усадьбу на Белом озере. Как пьяные чекисты нагрянули туда гурьбой, и один их них разрядил в неё весь оставшийся запас маузера, три пули вытащили потом врачи, а одну в затылке трогать побоялись, признавая, что рано или поздно она Катю убьет. Про всё это Катя повествовать Дарье Александровне не собиралась. Зачем? Только зря терять время и волновать добрую, пожилую женщину, которой и представить-то подобное трудно.
– Я знаю, вам не платили деньги, пока я болела, но сейчас должны были компенсировать. Вы получили? – спросила она, усаживаясь в глубокое бархатное кресло, стоявшее посреди комнаты.
– Да, я подрабатывала, по-разному, как силы позволяли, – Дарья Александровна присела на диван напротив, пушистая чёрная кошка, сверкнув яркими светло-зёлеными глазами, пристроилась к ней бочком и мурлыкала, облизывая лапку.
– Теперь расплатилась с долгами. Благодарю, – заключила Дарья Александровна.
– У меня мало времени, простите, – Катя взглянула на старые настенные часы красного дерева, висевшие над диваном. – Я пришла по срочному делу, Дарья Александровна, – призналась она.
– Я догадалась, – кивнула та. –
