для многих нынешних профессий в секторе услуг. В Британии и некоторых других странах, а также в некоторых штатах США, используются «комиссии по вопросам зарплаты» для определния размера зарплат и условий труда в так называемых потогонках, где занято множество мелких бизнесменов и низкооплачиваемых рабочих, которым трудно организовать профсоюз. Недавно комиссия по вопросам заработной платы повысила минимальную зарплаты для работников фаст-фуда в штате Нью-Йорк. Для многих современных, распыленных в своих отраслях, рабочих сектора услуг представительство в местных или национальных советах по вопросам заработной платы, с представителями, избираемыми самими рабочими или советами рабочих предприятия или другими средствами, может быть долее эффективным фундаментом для переговоров между бизнесом и профсоюзами при посредничестве государства, чем старомодные коллективные переговоры на отдельных предприятиях.
Хотя целью экономических реформ при демократическом плюрализме является создание «гильдий» с реальной переговорной силой в новых формах трёхсторонних переговоров между правительством, бизнесом и профсоюзами, в области политики и государственного управления его целью должно быть восстановление локализма/местной политики на самом мелком уровне. Для описания административной единицы в этой микродемократии я выбрал термин «приход». Отсталые расовые воззрения Томаса Джеефферсона и аграрная экономика не дискредитируют его энтузиазма относительно «приходских республик» или территориальных единиц достаточно небольших по размеру, чтобы позволять обычным гражданам иметь опыт участия в политике, а не простого наблюдения за ней. Местные чиновники из рабочих семей или зависящие от своих избирателей-рабочих, даже если у них есть университетские дипломы, будут, вероятно, больше сочувствовать обычным американцам и местным общинам, чем высокопоставленные члены менеджерской элиты, сосредоточенные в нескольких крупных городских хабах.
Многие политические философы и социологи утверждали, что наблюдается рассогласование месштаба в обществе и государстве, когда политические единицы становятся слишком большими. Американский политолог Роберт Даль утверждает, что в идеальной политико-территориальной единице должно жить от пятидесяти тысяч граждан до нескольких сотен тысяч. В таком случае, для Чикаго в среднем приходе должно насчитываться около пятидесяти тысяч человек. Для сравнения, каждый член городского совета города Нью-Йорка представляет более 164000 человек, а в Лос-Анджеле — 250000 человек. Чикагскую систему приходов часто высоко оценивают за интеграцию европейских иммигрантов, а также и внутренних мигрантов, таких, как переезжавших с американского юга афроамериканцев, в структуры городской власти. У Чикаго есть много серьёзных проблем, в основном вытекающих из социальных эффектов деиндустриализации. Но система приходов за неё не ответственна, а более централизованная, элитистская система, в которой будут господствовать доноры, девелоперы и технократы, будет хуже.
Основные гражданские права должны быть одинаковы по всей стране, и федеральная система социального страхования лучше всего управляется на общегосударственному уровне. Но остаются многие местные учреждения, которые могут предоставлять услуги местным жителям — больницы, библиотеки и музеи, городские и сельские парки, даже общественные бассейны и площадки для гольфа, баскетбола и тенниса. Чтобы гарантировать адекватное финансирование того, что Ганеш Ситараман и Анна Алстот назвали «общественной опцией», даже и в бедных местах, эти учреждения следует финансировать за счёт национальной схемы распределения доходов, распределяемых на душу населения в соотстветствии с общественными услугами, выбранными гражданами.
Укоренённость многих американских и европейских рабочих в своих родных городах и регионах часто оплакивается интеллектуалами менеджерского надкласса: почему эти ленивые неудачники из глубинки не проявят немного инцииативы и не переедут в регион Залива, чтобы изобретать приложение, или в Лондон, чтобы стать финансистами? Но географическая неподвижность рабочего класса является как политическим вызовом в мире подвижного капитала, так и политической возможностью — возможностью выстроить общины на несколько поколений вместо временных трудовых лагерей.
В своей книге «Переосмысленный человеческий масштаб» Киркпатрик Сэйл цитирует басню британского историка Х.Д.Ф. Китто об афинском гражданине времён Перикла, посетившем Афинский клуб в Лондоне: «...Грек ответил: «Сколько клубов есть в Лондоне?». Член клуба наугад ответил, что около пятисот. На это грек сказал: «Теперь, если собрать их все вместе, то какое огромное здание для этого понадобится. Это будет клуб столь же большой, как и Гайд-парк». Член клуба ответил: «Но тогда это больше не будет клубом». «Именно так», ответил грек на это, «а такой большой полис как ваш, уже больше не является полисом»».
Восстановить демократию на низовом уровне будет недостаточно. В демократическо-плюралистском режиме после неолиберализма провинциальные и национальные законодательные собрания должны вернуть часть власти, отнятой у них в пользу исполнительной и судебной ветвей власти.
Усиление легислатур, где рабочее большинство может иметь хоть какое-то влияние, против исполнительной и судебной ветвей власти, где господствуют члены надкласса, не обязательно потребует формальных конституционных реформ. В конце концов западная неолиберальная революция сверху последнего полувека осуществлялась менеджерскими элитами и в парламентских, и в президентских республиках, в странах с пропорциональной и плюралистической системой голосования. То, что сделано без формальных конституционных изменений, без них же, может быть, и отменено.
Нет смысла в принятии представительским законодательным собранием законов, которые могут быть во время претворения в жизнь саботированы гражданскими служащими, которые враждебно настроены к ценностям, разделяемыми законодателями. Для своей завершённости представительская демократия требует представительской бюрократии.
В современном бюрократическом государстве большая часть законотворчества де-факто будет продолжат осуществляться административными ведомствами; для законодательных органов просто невозможно заранее определить и предписать все виды применения закона. Но даже и в бюрократическом государстве можно усилить рабочий класс, передавая процесс принятия решение независимым ведомствам, над которыми осуществляют надзор комиссии, состоящие из многих людей, и по крайней мере часть этих членов комиссии имеют избирателей-рабочих и связи с рабочим классом, а не централизованной, изолированной от критики бюрократии, укомплектованной на высшем уровне выпускниками Лиги Плюща, Оксбриджа и «больших школ»
Наконец, вдобавок к потребности в уравновешивающей силе в сфере экономики и политики, существует потребность в урановешивающей силе для сдерживания культурного господства менеджерской элите с высшим образованием. Как заметил философ Джон Грей, ценностный плюрализм, вероятно, является постоянной чертой демократических обществ, поэтому необходимо выработать то, что он назвал «модусом вивенди» среди субкультур с разными взглядами на реальность и мораль на территории одной страны — не только между светскими и верующими в традиционные религии, но также и между верующими в новые сверхестественные или светские религии.
Ценностно-плюралистический образ жизни является противоположностью авторитарному навязыванию ценностей правящего класса религиозно разнородному населению. Кайзеровская Германия в XIX веке вела «культуркампф» (культурную войну) от лица немецких протестантов против немецких католиков. В США до Второй Мировой войны мейнстримные протестанты использовали государственные школы, чтобы распространять общепротестантскую религиозность, в чём заставляли участвовать детей евреев, католиков и диссидентов-протестантов, вроде Свидетелей Иеговы. Во Франции традиция «лаицизма», унаследованная от якоинцев времён Французской революции, аналогичным образом рассматривает государственные школы как средство подавления
