Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Обе горничные приседали и хором благодарили мисс Агнесс, а после скармливали мышам обуглившееся миндальное печенье. Диггори тоже угощался ее выпечкой, но он мог сгрызть пригоршню сухого овса, запив водой из лошадиной поилки, и его мнение мало интересовало госпожу.
Ближний круг ее разочаровал.
Мистер Линден объявил, что у него пост. Да, внесезонный. Это пост-прошение. За мир во всем мире, отмену Хлебных Законов и обращение племен Конго. Когда закончится? Не раньше, чем Бог обратит внимание на эти проблемы.
Первого июня Ронан праздновал день рождения. Агнесс решила порадовать его творожным пирогом, но пирог растекся прямо в корзине, а Ронан, как выяснилось, вообще не ел сладкое и не стал его оттуда выскребать. Что касается Мэри… Ей кулинарка ничего не предлагала. Уходя, она увидела, как Ронан кладет на колени матери рыбу. Сырую. С чешуей. Дальше Агнесс не стала досматривать.
Уже несколько дней на кухне, а затем и во всем пасторате пахло, как на поле битвы при Ватерлоо, а в боевых условиях люди, как известно, открываются с неожиданной стороны. Самый короткий запал оказался у миссис Крэгмор, обычно спокойной и рассудительной. Но для гнева у нее имелись все основания. Кухня была ее вотчиной, крепостью и в некотором роде алхимической лабораторией. Здесь старушка проводила большую часть суток, готовя не только ростбиф и пудинги, но мази и притирания для всего прихода. Кому понравится, когда хлопья копоти смешиваются с гусиным жиром или с чистейшим, превосходнейшим, любовно собранным свиным навозом?
В первый же день миссис Крэгмор пришла жаловаться на захватчицу. Хозяин внимательно выслушал ее, покивал и сказал, что дело безнадежное. Будь Агнесс кухаркой, он тотчас бы ее рассчитал, но родственную связь так просто не разорвешь. Придется потерпеть. Угроза отстегать его хворостиной по старой памяти тоже не увенчались успехом. Пастор был непреклонен. Но брюзжать миссис Крэгмор никто не мог запретить, и в брюзжание она вкладывала всю душу.
— Насыпать золы с песком и как следует потереть соломой, — смилостивилась экономка.
— Спасибо.
Агнесс отложила нож, которым поддевала прикипевший ко дну мраморный шарик, и наклонилась к очагу, чтобы зачерпнуть золы, но не успела. С несвойственной ее возрасту прытью экономка перехватила кастрюлю. Шея миссис Крэгмор подрагивала, как у разгневанной индейки.
— Тут уж три — не три, а только медянку натрешь. Сначала затянет медь зеленой пакостью, а как чего сготовишь в той кастрюле, то все и потравимся. Все, конец кастрюле. На такую даже старьевщик не позарится, — вынесла она вердикт и, театрально вздыхая, поставила почерневшую кастрюлю на подоконник, ставший могильником кухонной утвари.
В других обугленных сотейниках и котелках уже зеленел розмарин, причем рос с таким напором, что вспоминалась поэма о девице, которая тоже зарыла голову любимого в горшок с розмарином, а после собрала рекордный урожай. По расчетам Агнесс, размерами кастрюля идеально подходила для ее головы. Судя по недоброму взгляд экономки, та тоже так считала.
— Ой, миссис Крэгмор, а напойте мне что-нибудь, — сказала Агнесс первое, что пришло в голову. — Завтра мне опять к Хэмишу, а я так ни одной и не выучила. Напойте мне что-нибудь, миссис Крэгмор. А то он опять свою песню затянет.
— Пе-есню? — сощурилась старуха. — Какую-такую песню он вам пел? Уж не про пьяного ли мельника, который воротился домой?
— Сейчас вспомню.
— Про то, как вдова принимала трех пилигримов? Про застрявшего в дырке крота? Про девицу и ее клубок шерсти? — вопрошала экономка с нарастающей тревогой.
— Вроде нет.
Экономка схватилась за сердце.
— Неужто про моряка по кличке «Девять-раз-за-ночь»? — просипела она.
— Кажется, про какого-то скакуна. Он пил из колодца. Это какая должна быть шея длинная, вот ведь умора!
Но миссис Крэгмор не нашла песню уморительной и поклялась заколоть греховодника вилкой для тостов.
— Ну так слушайте, мисс. Спою вам про одну леди. Настоящую, не чета нонешним. Сейчас леди пошли навроде служанок — сами за всем следят, свечные огарки да куски сахара пересчитывают, и про готовку должны знать, и про стирку! Тьфу, житья от таких нет, — она со значением покосилась на барышню. — А та была леди так леди! Где кухня в доме вообще не ведала, только развлекалась, как леди от веков подобает, — с теплотой вспоминала экономка. — Что хотела, то и делала, никого не слушала! А как задумала уйти, так в одном плаще и ушла, ни шпильки с собой не захватила!
Она бухнулась в кресло и затянула себе под нос:
Цыгане явились на графский двор,
Играя на тамбурине.
Так звонко гремел их веселый хор,
Что в замке проснулась графиня.
Танцуя, сбежала она на крыльцо,
И громче цыгане запели.
Увидев ее молодое лицо,
Они ее сглазить успели.
Дальше следовала история о том, как леди убежала с цыганами, предпочтя кочевную жизнь домашнему уюту. Если раньше она спала на перинах, то отныне будет скитаться с мешком за плечами. Но леди оставила позади не только наряды и драгоценные каменья, и не только старого скучного мужа. Она бросила крошку-сына. Под вечер в замок прискакал лорд и, узнав о побеге, помчался вслед за женой.
— Вернись, молодая графиня, домой.
Ты будешь в атласе и в шелке
До смерти сидеть за высокой стеной
В своей одинокой светелке!
Но графиня была непреклонна:
— О нет, дорогой! Не воротишь домой
Меня ни мольбою, ни силой.
Кто варит свой мед, тот сам его пьет.
А я его крепко сварила![2]
Допев последние строчки, миссис Крэгмор надолго замолчала, и Агнесс молчала вместе с ней. Как ни восхищала ее удаль беглянки, брошенного ребенка было жаль. Ему хотя бы объяснили, куда исчезла мать? Или ничего не объясняли, просто запретили ее упоминать? И наказывали, если он поздно вернется домой, а то вдруг пойдет по ее стопам и тоже сбежит? Ей вспомнился Ронан.
— Та леди тоже ушла с цыганами? — уточнила Агнесс.
— Нет, не с цыганами. А в остальном все как-то так и вышло.
— И сын у нее был?
— Был.
— Что же с ним сталось?
— Няньке отдали, — заскрипела креслом миссис Крэгмор. — А та сколько с ним ни билась, все понапрасну. Так и не научила его быть счастливым. Вырос и выбрал себе плохую дорожку.
— Так он сбежал вслед за матушкой?
— Нет, он-то как раз остался, — грустно хмыкнула экономка и покачала головой. — Дурачок.
Она запела снова и не смолкала почти что час. Пела про гордячку Барбару Аллен и про сэра Патрика Спенса, сгинувшего в кораблекрушении, про рыцарей, лесных разбойников и мертвецов, выходящих из могил, если их саваны намокнут от слез живых, про святых и висельников, а чаще всего про то, как опасно быть девицей, потому что на твою честь покушаются и дома, и за его стенами. Но когда она затянула свою любимую песню о девушке, полюбившей рыцаря-эльфа, в кухню влетели Сьюзен и Дженни. Хлопая накрахмаленными передниками, они затараторили наперебой, да так быстро, что миссис Крэгмор не успела обругать их для порядка.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
