обглоданный, план-то сработал, – уважительно крякнул он. – Не верил в архивариуса этого. Зря видать! Идёмте в кабинет.
Я приплясывал вслед за всеми, еле сдерживаясь, чтобы не заскакать. Я победил поборника и сбежал из тюрьмы. Теперь у меня свой собственный корабль и куча империков. Я потряс головой, но чёрная шхуна не исчезла. Всё по-настоящему. Закрыв дверь дядиных покоев, я настороженно всмотрелся в витраж. По цветущему полю кружилась счастливая пара. Ярко светило солнце, и пусть я не мог разобрать лиц, но всё равно верил, что это мы с Ириной.
– Шабаш мне вместо дня рождения! – загоготал Чича. – Думал, загребут вас! Но счастливая звезда не подвела!
Я попытался ответить, но запнулся. У стола застыла моя неподвижная копия.
– Что это? – дрожащим голосом, пропищал я.
Боцман обернулся.
– Ты! – вскрикнул он, и заржал. – Не видишь, что ли!
– Подозреваю, что это гомункул, – сказал Евлампий.
– Он самый! – просмеявшись, подтвердил Чича. – Его архивариус притащил. Похож на тебя, мастер Люсьен, один в один, не отличишь.
Я подошел к двойнику. Не удержался, похлопал по плечу.
– Об-бал-д-деть, – заикаясь, выговорил я.
– Я покруче выразился, когда увидел, – заметил боцман.
Я обернулся. Ирина замерла у двери, такая же бездушная, как гомункул.
– Для чего… Зачем? – забормотал я.
– Она сама сюда пришла и он тоже. Вот и сговорились. Она про тюрьму всё рассказала, он обещал сбить с толку магистрат.
– Расскажите по порядку, – встряхнув каменной башкой, приказал голем.
– Ну, – протянул Чича. – Они придумали вытянуть вас из тюрьмы через свалку магии. Архивариус посулил её, – боцман показал пальцем на Ирину, – и Сыча, заколдовать, чтобы никто не дотумкал, что к чему. Так что энту магичку надо в тюрьму возвратить.
– Зачем? – не понял я.
– Якобы она никого не похищала!
– Ясно, – вмешался голем. – А нам что делать?
– Подсунете Сычу двойника, и свалите на Мировом экспрессе, а я поплыву в оговоренное место. И всё шито-крыто. Врубиться как, куда и кто смылся, даже трёхголовый не сможет.
– Разумно, – смилостивился Евлампий, – но лучше бы по порядку…
– Архивариус сам все расскажет, – оборвал Чича. – Он встретит вас на вокзале.
– А Ирина? – заволновался я.
На витраже пошёл дождь. Поднявшийся ветер разметал цветочные лепестки, а поле прорезала трещина, разделив пару.
– Прикажи гремлину отправить её в тюрьму! – сказал боцман.
– Как? – не понял я.
– Корабль теперь твой. Он подчинится!
– Мне?
Я невольно взглянул на Оливье.
– Это правда?
– Крысёныш, и есть крысёныш, – рассердился Чича.
Он хранителя вкуса не видел, и моё нелепое бормотание выглядело жалким и странным, но я не отступил и продолжал смотреть Оливье, пока тот не сдался:
– Да! – рявкнул он. – О магических завещаниях мгновенно узнают все волшебные существа. Гремлин в курсе, что ты наследник, вот и пустил тебя на корабль.
– Но это ведь не всё? – не сдержался Евлампий.
– Да, – со вздохом подтвердил Оливье.
Летучая обезьяна кинула неодобрительный взгляд на голема и, процедив сквозь зубы забористое морское ругательство, вышла на палубу.
– Сами разберетесь, полоумные, – буркнул он через плечо.
– Не тяните, – попросил я.
– Помнишь рожу на двери в моё хранилище, – нехотя выдавил хранитель вкуса, и я с готовностью кивнул. – Подойди и погладь её.
– Не вздумай! – вскрикнул Евлампий. – Заклятие домовой страж слишком опасно!
Оливье скорчил удовлетворенную морду.
– Ни один колдун никогда не сунул бы ему руку, – подтвердил он.
– Но… – начал голем.
– Затухни! – оборвал его хранитель. – Ты забыл? Мы на одной цепи! Случись что с моим учеником, я тоже пострадаю.
– Я не твой ученик, – убежденно сказал я.
Оливье лишь усмехнулся в ответ.
– Хорошо, – сдался Евлампий. – Попробуем, но я буду следить за магическими возмущениями.
– Ты за ними постоянно следишь, – ухмыльнулся хранитель вкуса. – А толку, как от морской воды во время жажды.
Над головой голема громыхнуло крошечное темное облако, но он ничего не ответил.
Я нехотя подошел к двери в хранилище и сдвинул тяжелое кресло.
– И? – спросил я.
– Протяни руку! – скомандовал Оливье.
Что за напасть? Почему меня все время заставляют рисковать своими конечностями. Вон голем пусть лапу подставляет. Если что другой камень на замену найдём.
– Не волнуйся, я слежу, – подлил масла в огонь Евлампий.
Я вздохнул, и, стиснув пальцы, протянул ладонь к дверному полотну. Навстречу выдвинулся деревянный нос, похожий на собачий, и, тщательно обнюхав руку, фыркнул.
Я вздрогнул.
– Не робей, – подбодрил Оливье.
– Возмущения в норме, – подтвердил голем.
Весь отклонившись назад, я вытянул указательный палец и, стиснув зубы, провёл по деревянному носу.
– На абордаж! – весело крикнул хранитель.
– Всё хорошо, – повторил Евлампий.
Им-то, может и хорошо, это же я руками рискую. Я снова вздохнул, и, наклонив голову, с интересом вгляделся в дверь. Страх прошёл.
Нос сморщился. Под ним проступил рот, и, широко раскрывшись, громко чихнул. Из двери вылупились глаза-сучки, и повисло одно рваное ухо с кисточкой из деревянных ворсинок на конце.
– Ухо почеши, – подсказал Оливье. – Он это обожает.
Я подчинился, и дрожащими пальцами заскреб по дверному полотну. Рожа зажмурилась и довольно заурчала.
Я продолжал гладить воплощение охранного заклятья, все еще напряженно оглядываясь на хранителя.
– Возмущения в норме, – пробубнил голем.
– Скажи, что у тебя есть дело к Капитону, – посоветовал Оливье.
– К кому? – не понял я.
– Так гремлина зовут, – пояснил хранитель.
– Странное имя, – вставил Евлампий.
– На свое полюбуйся! – гавкнула рожа на двери.
Оливье довольно заулыбался.
– Ты слышишь меня, старый друг? – спросил он.
– Только не вижу, – ответила деревянная рожа.
– Мы хотели, чтобы ты… – попытался я, но гремлин перебил.
– Я уже сказал, что все слышал. Я не глухой! – отрезал он. – Даю пять минут на прощания.
Я повернулся к волшебнице. Она так и стояла у двери со стеклянными глазами. Подошел ближе, но она не отреагировала. Взял её за руку.
– Спасибо, что помогла бежать, – выдавил я.
Ирина не ответила.
– Она под чарами, – напомнил Оливье.
Я кивнул.
– А она будет помнить то, что произошло? – уточнил я.
– Нет, – отрезал Евлампий. – Колдовство не оставит следов.
Я вздохнул. Зачем прощаться и говорить сентиментальные глупости, если она все забудет? Я же посчитал её предательницей, и снова всё перепутал. Наверное, я совершенно ничего не понимаю в женщинах. Если в них вообще хоть кто-нибудь что-нибудь понимает.
Я держал ее теплую, мягкую ладонь и молчал.
– Время истекает, – напомнил Капитон.
Я покачал головой. Его всегда мало. Так чего зря сомневаться. Лучше уж буду жалеть о том, что сделал. Даже если она не запомнит, в моей памяти этот миг останется навсегда.
– Отвернитесь, – строго сказал я попутчикам.
Наклонился и поцеловал Ирину.
На губах еще держалось ласковое прикосновение, а волшебница уже растворилась в разноцветном сиянии.
– Вот и хорошо, –
