Пытаюсь успокоить своего параноика. И мы благополучно добираемся до огромного особняка, где я раньше жила. Недолго, всего несколько месяцев.
И уже через несколько минут переступаю порог знакомого дома, желая как можно быстрее увидеть своего здорового ребёнка. И Самира, конечно же. Всё же, какой бы он ни был противный, я беспокоюсь. Авария, всё же, произошла.
– Вам бы переодеться, – говорит Филипп за спиной.
– Потом, – отмахиваюсь. Не до него сейчас.
– Без обид, но больничная одежда не самый лучший наряд для перемещения по дома.
Точно. Оно ж просвечивать может.
– Ладно, только быстро.
Я привожу себя в надлежащий вид за несколько минут. Чувствую себя хорошо, хотя иногда кружится голова. И иногда нога немного отказывает. Перестаю её полностью чувствовать. Словно онемевшей становится. Возможно, последствия, но ничего, рано или поздно восстановится. А пока сама, без проблем, иду за Филиппом.
Первым делом проверяю свою дочь: она сопит в кроватке. Я не решаюсь подойти, боясь разбудить её.
И потом уже слышу грубый мат, буквально через несколько комнат от меня. Кабинет Хаджиева!
– Ты, мать твою, достать можешь или нет?!
Бегу по коридору, залетаю в комнату. И рвота тут же подступает к горлу. Тёмное багровое пятно на теле делают своё дело. Зажимаю рот рукой.
И рвотный позыв быстро пропадает. Особенно, когда в меня летит невероятно злющий взгляд Хаджиева.
– Выйдите отсюда! – сначала рявкает, а только потом, кажется, замечает меня. Когда в испуге делаю шаг назад. – Твою мать, Филипп, зачем ты её сюда притащил?
Становится чуть мягче, но всё равно вызывает дрожь во всем теле.
– Я сказал привезти её сюда, а не приводить, когда...
Не договаривает, зажмуривается, сжимает зубы так, что мне кажется, они сейчас сломаются и сотрутся в порошок. Какой-то паренёк колдует над Хаджиевым с пинцетом.
–Аргх, – дальше идёт вой. Кое-как выдерживаю эти крики, от которых уши чуть не вянут.
– Простите, босс! Осталось ещё два осколка. Самых тяжелых.
– Почему вы не позовёте врача? – спрашиваю, а сама уже, игнорируя крики Хаджиева, подхожу к ним и хватаю с железного столика полотенце, которое прикладываю к его лбу. Он жутко потный и горячий. – Это же мазохизм.
Трогаю пальцами его лоб, пока он рычит и хватает меня за запястье. Чуть сжимает. Несильно, но ощутимо.
– Да у тебя жар, ты, кретин, – шиплю сквозь зубы.
Он поднимает голову, посылает в меня красноречивый взгляд. Но я не уйду, пусть так не смотрит.
– Женщина, уйди, иначе я тебя зашибу, – кидает угрозу, которая ничуть меня не пугает.
– Почему нет врача? – осматриваюсь по сторонам. Куча использованных бинтов и несколько небольших осколков стекла лежат на столе. Значит, они тут давно, судя по бардаку.
– Ну-у-у, – мнётся мужчина, который играет сейчас врача.
– Потому что, – чуть не рычит Самир. Бешеная собака. – Делаем всё без огласки. Лишние уши и глаза нам ни к чему.
И опять шипит.
– А Черногорский? – сглатываю.
– Чёрт с ним, – выплёвывает. – Вытаскивай уже. Я уже хочу пошевелить рукой.
Снова скрипит зубами. Вытираю пот со лба, хотя его это жутко раздражает. Вижу же.
Убираю полотенце и снова осматриваюсь.
– Давай положим его на стол, – не предлагаю, а указываю. – Вы инструменты хотя бы обработали?
– Да, – кивает.
– Хорошо. Клади его, – уже сама раздражаться начинаю. – И свет ярче сделайте. Не видно же ничего!
– Может, вы сами тогда полезете? – недовольно отзывается парень, протягивая мне инструмент. Морщусь и лучше буду смотреть на мучающуюся физиономию Хаджиева.
– Нет уж, – съёживаюсь. И говорю уже Самиру: – Ложись.
Благо, он и так сидит, опираясь ягодицами о стол.
– Пришла и раскомандовалась тут, – недовольно бубнит и опускается лопатками на стол. Стараюсь придерживать его, чтобы было всё без резких движений.
– Какой ты противный, – сжимаю его ладонь. А сама смотрю на сегодняшнего хирурга. – Давай уже.
Опять недовольно зыркаю на потерпевшего:
– А ты престань кричать. У меня дочь спит недалеко. Разбудишь её – я сама с тобой разберусь.
И пока Хаджиев кидает в меня ошарашенный взгляд, открывая рот, чтобы высказаться, «хирург» достаёт один осколок с победным криком:
– Ещё один!
– Я разделаюсь со всеми вами! – кидает очередную угрозу губернатор.
Сжимаю его пальцы сильнее. Пытаюсь поддержать. Это, наверняка, больно. Очень. Без наркоза. Каково это, когда лезут внутрь? Даже и думать не хочу.
– Последний остался.
– Чёрт, плевать, – Самир хочет встать, но я останавливаю его рукой на груди.
– Лежи, – прошу его. – Самое тяжёлое осталось. Последнее.
Он на мгновение прикрывает глаза. Громко выдыхает.
И чтобы немного помочь ему, наклоняюсь, опуская волосы на его лицо. Дотрагиваюсь губами до его губ, зная, как Хаджиев это любит. Хоть немного, но отвлеку его. Этот мужчина никогда не против поцелуев.
Занимаю его на минуту. Приходится ещё и зашивать. Этот идиот потерял много крови, но зато, обхватив мой затылок ладонью, увлёкся поцелуем.
Когда всё кончается, его голова с глухим ударом падает на стол. Я отрываюсь первая, понимая, что всё затянулось.
– Можно было бы ещё, – хмыкает. – Мне понравился новый вид анестезии.
Вот же…
– Спасибо, что не кричал как девчонка, – злорадствую над ним, отвлекая от того, что было. Снова протираю лоб полотенцем от пота. Нет, он молодец жуткий. Я бы давно отрубилась от боли. Как мне сказал Филипп, он терпел эту боль полтора часа без наркоза.
Но теперь всё нормально.
– Вставай, – пытаюсь поднять его тушу. – Надо перевязать.
– Не хочу, – произносит.
– Не будь ребёнком.
– Я посмотрел бы на тебя в этот момент.
– Хочешь без руки остаться? Пожалуйста!
Он глаза прикрывает. На мгновение. Переводит дыхание. А потом встаёт. Пока Филипп уходит, а охранник с пинцетом идёт отмывать кровь, обрабатываю рану. Хватаю бинты, захожу из-за спины и начинаю перевязку. Касаюсь пальцами безобразных шрамов. После этого дня их станет ещё больше…
Перебинтовываю не только плечо, но и грудь. Чтобы держалось лучше.
Делаю узел и чуть не подпрыгиваю на месте, когда дверь внезапно, с грохотом распахивается. Я поднимаю голову, испуганно смотрю в проход. И застываю, видя знакомые светлые волосы. Фигуру. А слух улавливает мерзкий голос.
