лифте в подвал, там же, на выходе из лифта, их встретил седовласый благообразный старичок с залихватски закрученными усами. Граф Лемешев, заведующий отделением. Очевидно, один из тех, кто в курсе и кому надо.
Они прошли метров сорок по стандартному больничному коридору, затем граф пригласил их в палату и…
— Это какая-то шутка? — спросил Ломтев.
В палате никого не было. Там даже кровати не было, стол, несколько стульев, картотека…
— Никаких шуток, ваша светлость, — сказал Лепешев, щелкая выключателем.
Одна из стен оказалась стеклянной, и открыла Ломтеву вид на соседнее помещение. Там была вполне обычная палата, с кроватью, пациенткой и подключенной к ней системе жизнеобеспечения, отчего Ломтев нахмурился пуще прежнего.
— Значит, это какая-то шутка? — спросил он.
— Нет, — сказал Крестовский. — Это ваша дочь.
Ломтев посмотрел еще раз. Лицо девушки, конечно же, было ему незнакомо. Миленькая, на вид — лет восемнадцать, длинные волосы аккуратно зачесаны назад, а больше ничего и не скажешь…
— Она в медикаментозной коме, ваша светлость, — заверил его Лемешев. — Для ее же собственной безопасности.
Ломтев сжал кулаки.
— И как вы прикажете мне это понимать? — тихо спросил он. — Я играю по вашим правилам, я делаю все, что вы скажете, я сэкономил вам полгода судебного процесса, я ослабил клан Громовых одним только фактом своего существования, я лишил его трети ресурсов, а в итоге вы показываете мне какую-то незнакомую девушку в коме, и говорите, что я старался вот ради этого? И вы думаете, что я вам поверю? Рассчитываете на дальнейшее сотрудничество? Вы либо глупцы, либо считаете таковым меня.
— Это ваша дочь, — быстро сказал Крестовский. Он покраснел, на лбу у него выступили жилы, по щекам стекал пот. На его плечи словно свалился какой-то невидимый груз, и все силы графа уходили на то, чтобы держать его и хотя бы стоять ровно. — Мы ввели ее в кому, чтобы избежать культурного шока от пребывания в нашем мире…
— Как ввели, так и выведите, — сказал Ломтев. — Прежде, чем я сделаю для вас хоть что-то еще, я должен удостовериться, что это она. И что с ней все в порядке.
— Это потребует какого-то времени, ваша светлость, — вмешался Лемешев. — Нам нужно вывести ее организм из комы, потом потребуется работа психолога, чтобы примирить ее с ее новым телом, подготовить к встрече с… вашим новым телом…
— Сколько? — спросил Ломтев.
— Неделя, ваша светлость.
— Это много.
— Пять дней.
— Три, — сказал Ломтев. — Три дня. Либо вы покажете мне ее, живую, здоровую и мою, либо все наши договоренности отправятся в тартарары.
— Согласен, — выдавил из себя Крестовский. Судя по лицу, ему было совсем уж нехорошо. — А теперь прекратите это.
— Но я ничего и не делаю… О, — Ломтев обнаружил, что сжимал кулаки настолько, что ногти пробили кожу и на пол капает кровь. С некоторым усилием он разжал руки, и Крестовского сразу отпустило. По крайней мере, выглядеть он стал чуть лучше.
— Три дня, — напомнил Ломтев. — И еще одно. Если вы мне лжете, если эта девушка — не моя дочь, если вы держите ее в коме не просто так, и ее рассудок повредился при переходе, или как-то еще, если с этим телом обнаружатся какие-то проблемы, или даже сейчас с ней все в порядке, но в дальнейшем хотя бы один волос упадет с ее головы…
— Вы убьете меня? — спросил Крестовский.
— Нет, — Ломтев покачал головой. — Я убью вас всех.
И что-то такое было то ли в его голосе, то ли в его фигуре, то ли в том, как он белоснежным платком вытирал с ладоней кровь, что Крестовский даже не улыбнулся.
И ни на секунду не усомнился в услышанном обещании.
Глава 13
Крестовский убрал планшет.
— Вы тянете время, — сказал Ломтев.
— Я понимаю, что с вашей стороны все может показаться именно так, — возразил граф. — Но на самом деле мы действуем так, как будет лучше для нее.
— Для моей дочери было бы лучше, если бы вы оставили ее в ее мире и никогда бы не появлялись в ее жизни, — заметил Ломтев.
Крестовский пожал плечами.
— К чему говорить о том, чего уже нельзя изменить? — спросил он. — Это пройденный этап, это прошлое, и пуская прошлое само хоронить своих мертвецов. Я же пришел к вам, чтобы поговорить о будущем.
Ломтев откинулся в кресле. Кресло было старинное, как практически все в этом древнем особняке, которым семейство Громовых не пользовались уже лет двадцать, кожаное и, кроме того, оно скрипело и пахло затхлостью. Как практически все в этом древнем особняке.
В своей прежней жизни Ломтев не особенно ценил антиквариат, зато в своей новой жизни он оказался фактически им окружен.
Ему иногда казалось, что нынче он вынужден жить в музее, но смена обстановки не стояла на первых строчках в списке его приоритетов.
Даже на первой странице этого списка не стояла.
— Давайте лучше сначала поговорим о настоящем, — сказал Ломтев. — Например, о том видео, которое вы мне только что показали.
— Оно настоящее, — сказал Крестовский.
— Не сомневаюсь в этом, — сухо сказал Ломтев. — Но что оно доказывает? Что в императорском госпитале для ветеранов лежит какая-то девушка. Она слаба, она не понимает, что происходит, она постоянно под капельницей, ее кормят с ложечки и не отвечают на ее вопросы. Но вы же разумный человек, граф, или, по крайней мере, удачно прикидываетесь таковым. Как по-вашему, что на этом видео должно убедить, что передо мной именно моя дочь?
— А что вас вообще может в этом убедить? — спросил Крестовский.
— Личная встреча, — сказал Ломтев. — Разговор.
— Вряд ли это пойдет ей на пользу, — сказал граф. — Посудите сами, она не понимает, что происходит, она не понимает, где она и что с ней, мы ей пока даже зеркало не даем, чтобы она не могла увидеть… собственное тело. И тут придете вы, незнакомый человек, выглядящий лет на тридцать старше, чем должны были бы, и скажете ей, что вы — ее отец? И что, по-вашему, будет с ее рассудком?
— Рано или поздно вам придется сказать ей правду, — заметил Ломтев.
— Конечно, — согласился граф. — Но лучше сделать это тогда, когда наши психологи сведут на нет последствия возможного культурного шока и вынесут вердикт, что она к этому готова. Не судите по себе, Алекса… Виктор. Вы — взрослый человек…
— Она тоже — взрослый человек.
— И вас предупредили о том, что будет, — не дал себя сбить с толку граф. — Вас подготовили к тому, что будет, но вспомните, что вы чувствовали в первые минуты
