тяжелым. Это нам, богатым и счастливым наследникам, прежнее тихое движение вперед может казаться застоем. Мы забываем, что ничего нет труднее начала.
На всей земле, — продолжал профессор, — нет в настоящее время столько людей, сколько их будет со временем в одной какой-либо столице. Все население нынешней Европы поместилось бы в любом городке «нашего» времени. В настоящее время на пространстве, где со временем будет жить 50000 человек, едва живут 10 человек, так как для двадцати не хватило бы уже пищи. Каждый человек четвертичного периода, при его образе жизни, занимает около тысячи десятин земли[15]. Можете себе представить, какое огромное пространство требуется для какой-нибудь кучки людей, состоящей из нескольких сот человек! Вот почему дети здесь не всегда находятся при родителях, люди живут далеко друг от друга, соседи и родственники вместо того, чтобы оказывать взаимную помощь, вечно ссорятся из-за добычи, избегают один другого, а всякое недоразумение, возникающее между ними, кончают ожесточенными стычками и кровопролитием. Человек четвертичного периода сталкивается обыкновенно с несколькими такими же, как и он, суровыми, тупыми и жадными одноплеменниками. Большие группы людей он видит очень редко, а сколько-нибудь большое скопление не встречает в течение всей своей жизни. Он окружен со всех сторон животными, и одна половина его жизненных сил идет на то, чтобы не дать себя на съедение зверям, другая — чтобы самому не умереть с голоду. Когда он сыт, его ничто не беспокоит и он бессознательно копит новый запас силы. Но он не умеет, как мы, разумно пользоваться этой силой и при первой же надобности растрачивает ее всю без остатка. Какая же может быть при таких условиях быстрота развития? посудите сами!
— Да, конечно, если все это так, как вы говорите…
— Я далеко еще не все сказал. Трудно перечислить все неблагоприятные условия, в каких живет здешний человек. Мы знаем, например, благодетельное влияние опыта. Но здешний человек вовсе не пользуется им. Беспомощное, рассеянное население увеличивается очень медленно и до старости редко кто доживает. Человек в молодости еще, в полном расцвете сил, гибнет в борьбе с животными и с товарищами из-за спорного куска; когда же он несколько стареет, слабеет, глаза его утрачивают зоркость, слух чуткость, а мускулы ловкость и силу, тогда его ждет уже неминуемая погибель. Но, несмотря на все это, о застое и речи быть не может. При всем своем жалком состоянии, человек четвертичного периода носит в себе неисчерпаемое разнообразие способностей, которые он не умеет еще только проявлять во всей их полноте. Все совершенствуясь и совершенствуясь, он в конце концов склонит к своим ногам весь одушевленный мир… Но до этого, понятно, еще очень, очень далеко!
Слова профессора прервал вдруг крик Станислава, доносившийся из леса. Через несколько минут он сам прибежал оттуда запыхавшийся, в изодранном платье, с окровавленными руками и расцарапанным лицом.
Пока профессор беседовал с лордом, он, оказывается, пошел побродить по окрестностям и нашел вход в какую-то пещеру. Обрадовавшись, что можно будет сделать сюрприз профессору, Станислав зажег сухую ветку и смело вошел в пещеру, желая предварительно сам убедиться, насколько она представляет интерес. Но едва он сделал несколько шагов, как из глубины послышалось сердитое рычание и перед ним предстал огромный, мохнатый медведь, какого ему еще не приходилось видать.
— Я решил, что пришел мой последний час, — рассказывал Станислав. — Я был совершенно безоружен, да впрочем, если бы у меня и был револьвер или даже ружье, они мало пригодились бы мне против такого огромного зверя. Не помня себя, я бросился к выходу… Медведь заревел, да так, что задрожала вся пещера, и за мной… Я заслонился горящей веткой, которую все еще держал в руках, а может быть, и ударил ею медведя по лбу, и упал на землю. Что тут произошло, не знаю. Я ждал, что вот-вот захрустят мои кости в пасти медведя; но кругом меня было тихо. Я поднял голову, посмотрел во все стороны: медведя и след простыл. Тогда я выскочил из пещеры и припустился бежать, и вот, слава Богу, опять с вами.
— Тебя спас огонь, — сказал профессор. — Медведь не менее твоего испугался, увидя тебя в своем гнезде. Вы оба одинаково дрожали друг перед другом.
— Преинтересное приключение! — заметил со своей стороны лорд и по-приятельски хлопнул Станислава по плечу. — А ты мог бы проводить меня в пещеру?
— В пещеру? В какую?!
— В ту самую, из которой ты пришел.
— Что вы? зачем? слава Богу, что я раз благополучно выбрался оттуда.
— И в другой раз благополучно выберешься. Я также желал бы посетить пещерного медведя и выгнать его из пещеры горящей головней. Это должно быть так забавно! Вы пойдете, профессор?
— Я не нахожу этого очень забавным, но тем не менее пойду.
— А я не пойду, — решительно заявил Станислав.
— Как хочешь. Можешь нас подождать здесь.
Станислав подумал с минуту, затем горько засмеялся и сказал:
— Теперь уже нечего надеяться на покой. Там медведь, здесь, быть может, что-нибудь еще худшее. Делать нечего, — пойду и я с вами! Уж коли погибать, так вместе!
Они пошли. Их опять окружил густой, тенистый лес, полный жизни и звуков. Где-то вдали громыхал гром, но закаленные в непогодах и бурях путешественники не обратили на это внимания. Профессор зорко смотрел по сторонам, замечая всякую мелочь, которая представляла какой-либо научный интерес.
— Поглядите, лорд, на этот воздушный домик! — вдруг вскричал он, указывая на огромное как бы гнездо, свитое среди верхних ветвей высокого дуба. — Ведь это, бесспорно, людское жилище!
— Так мы увидим, быть может, и самих хозяев его! — воскликнули в один голос лорд и Станислав.
— Легко возможно…
И путешественники, подойдя близко к дереву, стали с большим любопытством рассматривать незатейливое обиталище первобытного человека. Оно не подавало, однако, никаких признаков жизни.
— Обратите внимание на эти грубо сплетенные прутья и ветки, — сказал профессор. — Как ни жалко с нашей точки зрения это убогое жилище, но человек должен чувствовать себя в нем много безопаснее. Большинство хищных зверей добраться сюда не могут; если же какая-нибудь лазающая кошка или медведь и возымеют желание отведать свежего мяса, то шелест листьев своевременно предупредит обитателей жилища о приближающейся опасности.
Прождав напрасно еще несколько времени (жилище или было покинутое, или хозяева его находились в отсутствии), путешественники двинулись опять по направлению к пещере.
По дороге лорд, в угоду профессору, заговорил об окаменелостях, которые еще неизвестны геологам, но которые они, быть может, найдут в пещере.
— Скажите, профессор, — спросил он, — много ли еще осталось в земле неизвестных вам остатков
