ли статься, что отец ушёл не из-за матери, как он всегда думал, а из-за него?
Перестань, Драко. Он ушёл потому, что сам этого захотел.
За окном стремительно темнело. Тени сгущались, ночь вступала в свои владения. Поездке ни конца ни края не видно. Скорее бы покинуть это удушающее место. Место, где, возможно, — только возможно — находился его отец. Если это так — пошёл он к чёрту. Двенадцать лет прошло.
— Давай спать, — сказал Драко, и Пэнси согласилась.
Утро вечера мудренее.
* * *
Второй раз боль застала его на улицах Ливерпуля. Он рухнул на колени прямо посреди дороги. Никто не обратил внимания. Драко стонал, стиснув зубы, Пэнси успокаивающе гладила его по спине, а прохожим не было до этого никакого дела. Словно они видят такую картину каждый день. Кто знает, может так оно и есть.
Он цеплялся пальцами за асфальт, шкрёб землю, зажмуривая глаза. Надеялся, что станет легче.
Потерпи, Драко. Скоро отпустит. Всегда отпускает.
Пэнси уткнулась лбом в его спину, и Драко попытался казаться сильным. Хотя бы ради неё.
Ещё одна буква имени Тёмной Ведьмы стёрлась из его памяти. Когда он забудет все — смерть не заставит себя долго ждать.
Приступы боли происходили с разной периодичностью. В следующий раз это случилось спустя неделю после обнаружения, что целебные грязи не помогли. Четвёртый раз — на третьи сутки после предыдущего. Никакой закономерности.
Оставалось шесть букв. Шесть приступов боли. Шесть мгновений, когда он пожелал бы сдохнуть в ту же секунду.
Пэнси становилась мрачнее с каждым новым приступом. С каждым днём её взгляд, брошенный на него, всё больше напоминал прощающийся.
— Ты устала, — сказал он, когда она снова посмотрела на него подобным образом. Пэнси лишь вымученно улыбнулась. — Всё будет хорошо.
— Когда?
В её голосе усталость и боль. Не физическая, как у него, её боль моральная. Боль за человека, который рядом с ней много лет. Кто помогал ей, обучал охоте и прислушивался к каждому её слову. В кого она влюблена долгие годы.
— Не знаю. — Он слишком часто стал повторять эту фразу. Драко действительно больше ничего не знал. — Но скоро всё закончится, верно? Так или иначе.
Пэнси не хотела думать о том, что он имел в виду.
Никакие средства не помогали. Ни одно из сокровищ, ни одно из зелий, ни одно из заклинаний. Всё бесполезно. Тщетно. Совершенно напрасно.
Пятый и шестой приступы произошли в один день. Моль на его груди, казалось, хотела выдрать его сердце живьём. Слёзы Пэнси капали на его лицо, когда она склонилась над ним. Он не замечал. Не видел, не слышал, не чувствовал ничего, кроме боли.
Месяц затишья был подозрительным. Эта передышка ясно давала понять, что последующие четыре приступа будут хуже, чем всё, что было до этого. Но это время было необходимо Драко, чтобы понять, что делать дальше. Он составил план, которому обязался следовать, но Пэнси о нём не рассказал, как бы она ни просила.
Отца (или же мужчину, очень похожего на него) он больше не видел. Да и не хотел видеть. Если верить Альме, у него оставалось чуть меньше месяца, и тратить это время на размышления о человеке, бросившем их с матерью, не хотелось.
Когда сердце заболело в седьмой раз, Драко думал, что скончается на месте. Пэнси не было в доме — ушла за продуктами, и он остался один на один со своей болью. Он кричал, что есть силы, пользуясь тем, что Пэнси не услышит его слабости. Драко ненавидел быть слабым.
Перед глазами плыло. Он балансировал на грани, а в ушах стучало так, словно в голову ударяют молотком. Мысли не удавалось контролировать. Они сменяли одна другую, не задерживаясь надолго в его сознании. Последнее, о чём он успел подумать, — Гермиона. А затем провалился в пустоту.
* * *
Голова гудела так, словно он пил весь предыдущий вечер. Но от похмелья можно было спастись всего лишь парой глотков антипохмельного зелья, а вот с последствиями проклятий это не работало. Драко открыл глаза, но тут же зажмурился, когда яркий свет ударил по сетчатке. Сбоку послышалось шебуршание и тихий, полный беспокойства, голос Пэнси.
— Драко! Драко, ты как?
Паршиво.
Он попытался открыть глаза ещё раз и наткнулся на лицо Пэнси. Она нависла над его телом. Малфой пошевелил рукой, нащупывая твёрдый пол под собой, и понял, что упал с кровати во время приступа. Волосы Пэнси касались его груди. Она пахла дождём. Он поморщился, пытаясь подняться, и Пэнси помогла ему встать. Он так и не ответил на её вопрос, но его молчание и было ответом.
Оставалось всего три раза.
Пэнси усадила его на кровать, залезая на неё вместе с ним, и взглянула в его глаза. Он видел, что в её зелёных плескается страх, и мог лишь предполагать, что в его собственных его ничуть не меньше.
— Я не хочу тебя терять, — прошептала она, и Драко закрыл глаза, чтобы не видеть её боль.
Боль, боль, боль… Везде только боль. Вся его жизнь в последнее время состояла из боли.
— Ты не потеряешь, — солгал он в ответ.
Она не поверила.
Драко молчал. Он чувствовал себя таким беспомощным. Совсем ни на что не годным.
— Что мы будем делать?
Если бы он знал.
— Я что-нибудь придумаю. Обещаю.
Пэнси покачала головой, и на её щеках появились слёзы. Что ей его обещания? Перед смертью никто не устоит.
Несмотря на весь кошмар, происходящий наяву, стало легче. Этот разговор был нужен им обоим. Не понятно, кому больше.
Восьмой раз на мгновение заставил его забыть не только восемь букв имени Тёмной Ведьмы, но и абсолютно все своего собственного. Они с Пэнси как раз шли к Аберфорту, когда это случилось. Драко не дошёл до дверей паба несколько метров, но Дамблдор, услышав голос Пэнси, выбежал на улицу и помог затащить его внутрь.
Он расположил их в комнате наверху, а сам пошёл обслуживать клиентов. После смерти Альбуса он стал неразговорчивым, хотя они никогда не были близки. Аберфорт не поддерживал Орден Феникса, но после убийства брата не мог относиться безразлично и к Волан-де-Морту.
Том Реддл пришёл к власти. Заключённый мир был отменён в тот же момент, когда на площади появились первые пятна крови. Полномасштабная война поразила каждый город, но сильнее всего пострадал Лондон. Сейчас, по истечении полугода после победы Волан-де-Морта, всё затихло. Драко редко слышал новости окружающего мира, утопая в своих собственных проблемах. Думать о других просто не было
