реку. Голова ее была высоко поднята. Она оплакивала своих детей.
И плач ее пробудил Лиса от скорбного оцепенения. Он побежал, хотя знал, что Шантеклер наблюдает за его приближением. Подойдя, Лорд Рассел увидел, что рядом с детьми лежит Берилл.
— Я собирался... встретить их там,— жалобно проговорил Лис.
— Где? — тихо сказал Шантеклер.
Лис не мог поднять на него глаза.
— У... э-э. Рядом с э-э... Они должны были... э-э, принести...
— Где? — повторил Шантеклер.
— ...палки. Река.
— Река,— выдохнул Шантеклер.
Из груди Мундо Кани донесся негромкий, угрожающий рык; его голова была низко опущена между мощными лопатками, глаза помутнели. Лорд Рассел съежился от страха.
— Заткнись, — сказал Петух-Повелитель, и Пес утих.
— Они умерли, Лорд Рассел,— тихо сказал Шантеклер.— Палки и реки, наводнения и грозовые тучи, змеи ползучие и летучие — мои дети мертвы, Лорд Рассел.
— Я знаю, — сказал Лис и больше ничего не добавил.
— И вот что печально — их убили.
Берилл лежала на боку, как будто бы страшный удар пришелся ей по горлу. Голова ее была вывернута и казалась лежащей отдельно, ибо шея у нее была сломана. Маль Чик, Паль Чик и Пер Чик лежали рядом с ней. Спины у них были согнуты так, словно они просто улеглись поудобней. Но клювы их были открыты, глаза закрыты, а на груди у каждого был след от укуса. Все четверо лежали в начертанном на земле круге.
— Сейчас мы отнесем их обратно в Курятник,— сказал Шантеклер
Мундо Кани вышел вперед.
— Лорд Рассел понесет няньку Берилл, — сказал Шантеклер, и Пес вдруг растерялся, не зная, что ему делать. — Осторожно, Рассел. С этой дамой ты должен идти предельно осторожно.
Шантеклер пристально наблюдал за ним, дабы убедиться, что, шаг его действительно осторожен.
Лорд Рассел страдал неимоверно. Он по-прежнему не смотрел на Петуха. Как бы то ни было, он поднял пастью Берилл и в одиночестве последовал в Курятник. Он шел осторожно. И он был благодарен Шантеклеру за то, что тот вспомнил о нем.
Затем Шантеклер распростер крылья и накрыл ими своих чад. Он поднял голову и прижал детей к груди.
— Пес Мундо Кани. — Голос его был тонок, как тростинка. — Пожалуйста, присмотри за Прекрасной Пертелоте и приведи ее.
Глава шестнадцатая. Молитва Шантеклера приводят к одному результату, гнев Джона Уэсли — к другому
Каждому, кто видел Шантеклера, застывшего этой ночью на крыше Курятника, он казался черным изваянием. Ветер шевелил его перья, они колыхались на спине — косматые, неприкаянные. Но сам Петух-Повелитель был недвижен, будто вылитый из железа. И на ветер этой ночью он не обращал никакого внимания.
Сумерки он отметил кукареканьем скорби. Но не было в нем утешения. Он совершил его скорее как Повелитель этой земли, нежели как отец своих детей: отрывисто, сжато, горько, поверхностно — кукареканье побежденного. И все лежащие без сна и слушавшие его еще более воскорбели оттого, что не прозвучало в кукареканье истинной муки Шантеклера.
Но кукареканье кончилось, а Петух остался. Час за часом он стоял все в той же позе, а животные под ним, хотя и не спали, ни единым движением или звуком не нарушали его покоя.
— Ты, Создатель, — наконец произнес Шантеклер, но его железный торс не шелохнулся.
Мышцы его были натянутые канаты. Дотронься до него кто-то в этот момент, напряжение его тела отбросило бы и убило несчастного.
— Ты, Создатель, даруешь надежды — затем ломаешь надежды,— говорил он.— Ты даешь. Ты согреваешь меня своими дарами. Ты заставляешь меня полюбить твои дары — а потом ты убиваешь меня. Ты убил мой подарок.
Я не желал этой земли. Я бы с большей охотой пошел своей дорогой, довольствуясь тем, что дарит случай и оставив все прочее. Я бы с большей охотой скитался безумцем по Твоей земле, оставаясь незамеченным, нетронутым Твоей — праведной — десницей. Тогда я мог бы быть пуст, но не терять близких; я не изведал бы Твоего благословения. Я мог бы быть один, но не одинок; я не узнал бы, какой любовью Ты наделяешь. Ты, Создатель! Ты забрал мою жизнь! Ты поставил меня на это лживое место. Ты создал меня верящим Тебе. Ты дал мне надежду! О мой Создатель, Ты научил меня надеяться! А потом ты убил меня.
Шантеклера била дрожь. Он закрыл глаза от мглы, чтобы справиться с этой дрожью,— не потому, что считал дурными свои слова, просто он не желал трепетать перед Создателем.
— Если бы у меня никогда не было сыновей, как бы я мог потерять их? Если бы я не правил страной, стал бы я бояться потерять эту страну? Это в дарении берет начало вероломство. Если бы не любил я этих животных, которых Всемогущий Создатель отдал под мое покровительство, я бы не умирал, думая, что могут умереть они.
По Твоей воле я там, где я есть. По Твоей воле дела вершатся так, а не иначе. А теперь моей волей я требую ответа из Твоих собственных уст: Где мои сыновья? Почему подо мной, в Курятнике, рыдает Пертелоте? И что мне сказать ей? Рожай их, благословляй их, охраняй их; а потом сожми их в крохотные комочки и засунь их в землю! Так я скажу ей. Она будет утешена. Я расскажу ей о воле Создателя.
Шантеклер глубоко вдохнул раскаленный воздух. Он ревел:
— И моей волей я желаю знать — сейчас самое подходящее время узнать это: О Создатель, где Ты? Почему Ты прячешь от нас Свой лик? Почему именно теперь, во времена времен, когда все на грани бедствия, Ты отвернулся? Девять месяцев! Девять месяцев я не видел звезды! За девять месяцев мы ни разу не видели, как восходит солнце, а луна осталась лишь в памяти. Вера, так? Вера должна убеждать меня, что небесные сферы все еще вертятся над этими облаками. Скажи мне! Скажи мне! Безграничный Создатель, скажи мне, чем мы заслужили отвержение от прочего мироздания! Но ты не скажешь. Ты швырнул нас в мусорное ведро и оставил на произвол судьбы. Износились, ты ж понимаешь. А, ладно.
Затем Петух-Повелитель сдвинулся с места. Он поник головой. Крылья его повисли.
— Мои сыновья, мои сыновья,— рыдал он. — Почему Создатель не дал умереть мне вместо них?
Шантеклер всхлипывал несколько мгновений. Потом он заговорил другим голосом, не
