— Вот именно, — улыбнулся Дэниел. — Нельзя же позволить, чтобы все они оплакивали меня или мучились, теряясь в догадках!
— Понятно.
— Я попытался тут кое-что сделать по хозяйству…
— Ты мне ничем не обязан.
— Разве что жизнью, — бросил он небрежно и, поставив кружку на стол, за считанные секунды разрушил все барьеры, которые она постаралась воздвигнуть, чтобы сохранить видимость самообладания. Вытащив шпильки, Дэниел распустил ее волосы и, глядя на золотисто-каштановое великолепие, произнес:
— То, что я сделал, не имеет никакого отношения к долгу перед тобой, янки. Это имеет отношение к моему нежеланию уходить от тебя.
Она все еще надеялась сохранить дистанцию, стараясь не реагировать на прикосновения.
— Значит, долг зовет?
— Боже мой, что ты так мучаешься? — воскликнул он, неожиданно рассердившись. Схватив любимую за плечи, он довольно ощутимо встряхнул ее. Она же все еще силилась сохранить спокойствие, в то время как сердце ее бешено колотилось. — Я отдал бы все, лишь бы забыть о войне и остаться здесь с тобой.
Я сыт по горло трупами, кровью, босоногими героями в лохмотьях вместо мундиров. Я устал от костров на привалах, и приказов, и попыток научиться новым, более изощренным способам убивать. Я бы отдал все…
Келли молча глядела ему в глаза, н его гнев постепенно утих. Он покачал головой.
— Но я должен вернуться. Я не могу тебе объяснить, за что воюю. Я воюю за речку, за стены и колонны своего дома, за те жаркие летние дни, когда с полей и из дома доносятся песни.
За шуршание шелка, за своеобразную речь южан. Возможно, я .воюю за отечество, обреченное на гибель, но это мое отечество, и, плохое оно или хорошее, я должен защищать его до последнего вздоха.
Протянув руку, Келли погладила его по щеке. Он тотчас впился в ее губы поцелуем.
Все ее благие намерения рухнули, теперь ее сердце отдано ему.
— Но ты дождешься темноты? — прошептала она.
Глаза его вспыхнули диким пламенем, и, подхватив на руки, он понес ее вверх по лестнице.
Девушка уронила голову ему на грудь.
— Я знаю, что тебе пора Но мне не хотелось отпускать тебя, не побыв с тобой еще один, последний разок.
— Я бы так просто не ушел, — хрипло выдохнул он.
Не успел он переступить порог спальни, как громкий стук в дверь грубо нарушил интимную обстановку.
Дэниел насторожился, а Келли постаралась скрыть охватившую ее панику.
— Отпусти меня. Скорее!
Выглянув из окна в конце коридора, она попыталась разглядеть незваного гостя, но мешал карниз.
Стук повторился. Дэниел тотчас скрылся в комнате брата Келли, Джошуа. По всей видимости, пошел за саблей.
— Фрау Майклсон!
Услышав низкий голос с заметным акцентом, она с облегчением вздохнула. Камерой вернулся и вопросительно взглянул на нее, сжав в руке саблю.
— Вес в порядке, — торопливо произнесла Келли.
— Кто это? — спросил Дэниел.
— Всего-навсего Руди Вайс…
— Что значит «всего-навсего Руди Вайс»?
Ох уж этот его менторский тон! За это девушка его убить была готова.
— Мой сосед, — сдержавшись, ответила она. — Баптист, член немецкого братства. Ты наверняка видел их маленькую белую молельню, которая оказалась в самом центре сражения.
— Значит, он может быть как яростным сторонником янки, так и сторонником южан. Ну и кого же он поддерживает?
— Ни тех ни других! — досадливо всплеснула руками девушка. — На их молельне нет даже колокольни, потому что баптисты упростили культовые обряды. Они против войны, не хотят никому причинять вреда. И очень набожны. Я, конечно, не уверена, что Руди одобряет мой образ жизни, но он очень добр и знает, что я живу одна. Видимо, пришел, чтобы узнать, все ли у меня в порядке.
— Фрау Майклсон! — Беспокойство в голосе гостя усилилось.
Келли круто повернулась, не обращая внимания на суровый взгляд Дэниела, и торопливо распахнула дверь.
Руди Вайс, седой, почти столетний старец с окладистой бородой, был тем не менее высок, подвижен и держался с большим достоинством. В его выцветших старческих глазах светилась тревога. Увидев ее живой и здоровой, он сразу же улыбнулся:
— Значит, у вас все в порядке? А я уж начал беспокоиться: в округе солдат полным-полно.
— Да, герр Вайс. Солдат хватает.
— Вы не заболели?
— Нет, нет. Я здорова.
— И никто вас не беспокоил? Если вам страшно, мы позаботимся, чтобы вы не оставались одна.
— Нет, благодарю вас, — торопливо отозвалась Келли и тотчас перевела разговор:
— А ваша жена и все остальные — они не пострадали?
— Нет, с нами все в порядке. — Старик, похоже, и не думал уходить. — У вас, кажется, гостит друг?
Келли замерла. А Вайс, разведя руками, пояснил:
— Карл, мой старший сын, видел какого-то мужчину, что кормил ваших цыплят.
Девушка тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Но Дэниел уже спешил ей на помощь — сглаживая неловкость, он протянул Руди руку:
— Дэниел Камерон, мистер Вайс. Друг Келли.
Руди кивнул с серьезным видом, окинув Дэниела оценивающим взглядом.
— В таком случае, мистер Камерон, не задержитесь ли вы еще на минутку? У меня есть новости. На Севере серьезные события.
— Война… — начала было Келли.
— Война, само собой, идет своим чередом, — сказал Руди, доставая из кармана газету и протягивая ее девушке. — Я обычно не вмешиваюсь в чужие дела, — пояснил он Дэниелу, — но моя супруга послала меня сообщить обо всем Келли, поскольку она живет одна.
— Ну, что там? — Девушка заглянула Дэниелу через плечо, поскольку он сразу же отобрал газету и стал читать про себя.
— Президент Линкольн издал манифест об освобождении рабов, — тщательно подбирая слова, произнес Руди Вайс.
— Манифест об освобождении?! — удивилась Келли.
— Черт возьми, он все-таки решился! — воскликнул Дэниел и, невесело рассмеявшись, обернулся к любимой:
— Манифестом освобождаются рабы в мятежных штатах на Юге, а не на Севере и не в приграничных штатах! Какой хитрый ход! Ты понимаешь?
Келли недоумевала, не вполне понимая, о чем идет речь.
Дэниел отдал ей газету и с отсутствующим взглядом уселся в ближайшее кресло.
Девушка вопросительно взглянула на Руди Вайса, который застрял на пороге.
— Ваш друг Дэниел Камерон, он все понимает, — тихо сказал Руди. — Рабов освобождают с третьего января будущего года. Рабов «в штатах, поднявших мятеж».
