глаза и потерев высокий лоб.
— Ничего, — не стала строить из себя идиотку и ответила ложью. — Поняла, что в сложившейся в коллективе атмосфере работать не смогу.
— Да ну кому ты рассказываешь? — она посмотрела на меня с укором и скрестила руки под грудью, непрозрачно намекая, что повод для увольнения придуман несущественный. — Я что, собственного сына не знаю?
— В сложившейся атмосфере, — повторила чуть ли не по слогам, — я работать не смогу.
— Вот теперь больше похоже не правду, — поморщилась в ответ, — но лично я тебя отпускать не собираюсь и заявление не подпишу, — мои глаза округлились от возмущения, а она ухмыльнулась: — А ты чего ожидала? Работаешь хорошо, по туркам больше никого нет, от части благодаря тебе, а нужен не один человек, а минимум трое. Я планировала расширять штат, тебя сделать руководителем группы, а ты мне предлагаешь остаться ни с чем. Нет уж, дорогая, так не пойдёт.
— Но Вы не имеете права… — пробормотала, не зная, как реагировать.
— А ты — желания уволиться, — парировала в ответ и тут же подвела итог грозящим затянуться переговорам: — Давай так. Подпишет директор — подпишу и я.
А директор у нас — многоуважаемый кем-то, кто не я, Тимур Александрович.
— Идёт, — пожимаю плечами и поднимаюсь. Подписывать у него всё равно бы пришлось и проблем не предвиделось: он будет счастлив от меня избавиться.
— Кстати, он уже у себя, — бросает мне в спину со смешком.
И что тебя так забавляет, старая грымза?
Купить цветы или не купить? Припереться к ней домой или дождаться неминуемой встречи в офисе? Извиниться сразу или сначала попытаться объяснить? Надраться до белой горячки или ограничиться бутылкой вискаря? Первый пункт по каждому вопросу, но я еду домой, по пути исключая и цветы и извинения и выпивку. Что я ей скажу? Прости, что взял без согласия? Кстати, вот букет. Можешь отхерачить им меня, я специально выбирал розы без шипов. Прости, что кончил в тебя и тебе пришлось пить эту дрянь. Кстати, я выписал тебе премию. Это за юбку, чулки и таблетки. Так что, в расчёте?
Тихо матерюсь себе под нос и пытаюсь сосредоточиться на работе. Она наверняка уже приехала. Этажом ниже, прямо подо мной.
Стук в дверь и я бросаю резко:
— Да!
Входит переводчица, крепко прижимая к груди синюю папку, а моё сердце начинает биться о стенки грудной клетки. Во рту моментально пересыхает, я пытаюсь набрать слюней и сглотнуть их вместе с комом в горле, размером с мой кулак, чувствую, как потеют ладони и ловлю себя на совершенно дибильной мысли: слизать пот и восполнить потерю влаги. Усмехаюсь сам над собой, а она поджимает губы и слегка трясущимися руками открывает папку. Достаёт лист А4, склоняется над столом и кладёт передо мной.
Не хочу смотреть. Я знаю, что там.
Беру его, не глядя, разрываю пополам, потом ещё раз и выкидываю в урну рядом со столом. Она пристально наблюдает за движением моих рук, а когда в них не остаётся ни клочка, разворачивается и уходит, мягко прикрыв за собой дверь.
Ахеренно извинился! Ну прямо мастер слога! Так трогательно, так объёмно, аж за душу взяло!
— Мудила… — морщусь и кладу локти на стол, опуская голову и пропуская пальцы через волосы.
А следом закрадывается другая мысль. Подлая, мелкая, гнусная… а ведь это выход. Решение всех проблем одним махом, одной размашистой подписью. Она увольняется, в идеале одним днём, собирает вещи и уходит из офиса, с моих глаз, из моих мыслей, из моей жизни. Разные круги общения, город хоть и небольшой, но шанс пересечься случайно — один на миллион. Не видеть огонь в её зелёных глазах, не слышать её тонкий, звонкий голос, не ощущать её присутствие, запах её волос. И от этой мысли поднимается волна паники, которую догоняет цунами отчаяния. Я что, влюбился?!
Нет. Точно нет. Нахер мне это не упало. Но и уволиться я ей не дам. Работает хорошо, даже отлично, да и мать с говном сожрёт.
«И когда тебя интересовало её мнение?» — усмехается внутренний голос.
«Иди нахер» — отвечаю мимоходом.
Стук в дверь.
— Да! — на этот раз я готов, голос спокойный и ровный.
Проходит с папкой в руке, открывает и кладёт на стол заявление. Делаю с ним то же самое, что и с первым. Ухмыляется… тоже подготовилась. Достаёт второе. С тем же результатом. Потом третье, четвёртое, десятое. Начинаю тихо звереть. Настырная!
— Ты в курсе, сколько деревьев сейчас в моей помойке? — спрашиваю хмуро. Ворчливо даже.
— Не по моей вине… — тихо пропевает в ответ, вгоняя мне в сердце тонкую иглу.
— Закрой дверь, поговорим.
— Да, мой Господин, — шепчет с придыханием, покорно склоняя голову.
Не беси меня, девочка…
Поднимает взгляд и смотрит в упор. К двери даже не дёрнулась. Достаёт очередную бумажку и протягивает мне. Тяну руку, чтобы забрать и сделать с ней то же самое, что и с предыдущими, но она одёргивает руку и моя нелепо повисает в воздухе.
Не беси меня!
— Это последнее, — говорит таким тоном, каким разговаривают с идиотами, — и оно должно быть подписано.
Да пошла ты!
Привстаю и выхватываю из её руки заявление, сажусь обратно и ставлю подпись, с такой силой нажимая на ручку, что в нескольких местах прорывается бумага. Протягиваю ей, она забирает и аккуратно кладёт в папку, расправляя замятый уголок. Выходит и закрывает за собой дверь, в последнюю секунду бросив на меня быстрый взгляд.
Взгляд, полный слёз. Так погано я не чувствовал себя даже в самолёте.
Встаю и иду к двери, закрывая её на ключ. Подхожу к бару, наливаю полный стакан виски и с ним сажусь на диван с ощущением, что пнул котёнка. Если это была проверка на вшивость, то я её с треском провалил. С размахом, оставив оттиск свой подписи на бумагах, что лежали на столе.
Что, если пришла она не за увольнением, а за извинением? За простым «прости». Прости, я не владел собой. Прости, я животное. Прости, я обезумел от желания. Прости, ты сводишь меня с ума. Прости.
— Тимур!!! — мать орёт так, что содрогаются стены. Выдержат? Проверим. — Тимур, открывай! — долбит кулаками в дверь, раздражающе дёргая ручку. — Я знаю, что ты там! Открывай! Открывай! Тимур! Сейчас же открой эту чёртову дверь!
Откидываюсь на спинку дивана, закрываю глаза и мелкими глотками выпиваю весь стакан на одном дыхании. Открываю глаза и понимаю, что уже накатило. Кайф. Так гораздо лучше. Надо взять на заметку.
— У тебя две
