важной информации. Командиры говорили на литературном мундиморийском, даже не подозревая, что качкоид может его знать. Перед тем, как совершить своё подлое бегство, Исаак оглушил нескольких сослуживцев. Когда дезертира хватились, он был уже далеко.
Слушая качкоида, Хельмимира немного успокоилась. Наконец, наступила её очередь рассказывать свою историю. Они с Исааком уселись друг напротив друга. Хельмимира взахлёб говорила обо всём, что случилось; иногда она прерывалась для того, чтобы снова обнять его и убедиться, что он реален… Так продолжалось до тех пор, пока в каюту не заглянул охранник.
Вскоре Исаака выпустили из-под стражи и позволили присоединиться к партизанам. Смущаясь, они с Хельмимирой держали свои отношения в тайне. Он вращался среди обычных солдат, она – среди командования. Новенький быстро нашёл общий язык с другими качкоидами. Мундиморийка мечтала сделать Исаака своим личным телохранителем, но почему-то стеснялась соратников. Спустя некоторое время он стал командиром небольшого отряда.
В один прекрасный день партизаны объединились с остатками армии полковника Ротигерна; действуя сообща, союзники заняли несколько планет. Вначале Хельмимира очень радовалась такому альянсу, однако не тут-то было: совсем скоро ей пришлось узнать Ротигерна поближе – и это знакомство оказалось не из приятных.
Ротигерн был ещё молод: высокие звания в военное время раздавались щедро. Из всех людей Хельмимиры полковник уважал только офицерский состав, а остальных считал сбродом. Саму же мундиморийку Ротигерн и вовсе не воспринимал всерьёз: ну какой, спрашивается, из бабы предводитель? Хельмимира знала, что в мечтах Ротигерн видел себя новым Кермундом; однажды кто-то из её подручных подслушал разговор полковника с одним из офицеров – и выяснил, что Ротигерн собирается встать во главе повстанцев. «Бабу выбросим на какой-нибудь планете, – говорил Ротигерн. – Ну, или пусть с нами летает…»
Хельмимира прислушивалась к Ротигерну в том, что касалось тактики и стратегии. Ротигерн же, напротив, обращался с Хельмимирой презрительно и свысока. Пытаясь переманить офицеров на свою сторону, он неумело фамильярничал. Пытаясь вызвать лояльность простых солдат, он рисовался и пытался произносить пафосные речи. Тех, кто не был военным, Ротигерн попросту не принимал в расчёт. Глядя на всю эту клоунаду, Хельмимира думала о том, что же делать с наглым компаньоном. Ротигерн был нужен ей ради победы – и в то же время представлял опасность. Она слишком много вложила в партизанское движение, чтобы вот так просто отдать его первому встречному.
Глядя на нового лидера, партизаны были озадачены. Мужественный полковник выглядел и вёл себя как человек, способный возглавить сопротивление. Находилась те, кто готов был его поддержать. Однако многие из партизан всё также были верны Хельмимире. «С одной стороны, она, конечно, баба, – рассуждали они. – Но ведь это она придумала, как лечить идиотию. Она не бросила своих людей, когда Эниброн бежал. Она собрала костяк сопротивления из тех, кто не был военным. Значит, не такая уж она и баба».
«Воспринимайте любого лидера критически», – написала Хельмимира в одной из своих статей.
Однажды после взятия планеты союзники устроили пирушку в каком-то разграбленном дворце. Там, где когда-то был большой парадный зал, накрыли стол для командования. Закусывая чем придётся, ключевые фигуры сопротивления по-фронтовому пили. Алкоголя было в достатке; захмелев, бражники разделились на группы и переговаривались между собой, не обращая друг на друга никакого внимания. Хельмимира сидела во главе стола и, закинув ногу за ногу, вальяжно курила; Исаак стоял позади неё в качестве охранника. Ротигерн и несколько офицеров сидели справа от Хельмимиры и оживлённо общаясь. Внезапно полковник презрительно произнёс что-то наподобие «бабам никогда нельзя доверять ничего серьёзного», после чего с неприятной ухмылкой посмотрел на Хельмимиру. Та, выпустив дым, усмехнулась.
– Эй, Ротигерн, – окликнула она его так, чтобы все слышали. – Ты говоришь, бабам нельзя доверять ничего серьёзного?
Услышав громкую фразу, партизаны умолкли. Ротигерн, продолжая скалить свои ровные зубы, с нахрапом уставился на Хельмимиру.
– Я всегда это говорю, – произнёс он с вызовом, – и сейчас могу повторить.
Неторопливо выпустив дым, Хельмимира сделала паузу.
– Тогда скажи мне, – спокойно обратилась она к полковнику, – член свой ты кому доверяешь?
За столом послышались разрозненные смешки. Притихшие партизаны слушали нетрезвую перепалку с ехидным интересом.
– Тебе могу доверить, – заявил Ротигерн, глаза которого начинали наливаться яростью.
– Ты, вижу, смелый парень, – одобрительно произнесла Хельмимира. – Но что-то не сходится. Для таких щеглов, как ты, нет ничего серьёзнее собственного хрена.
Последняя фраза вызвала за столом громкий хохот. Ротигерн перестал улыбаться и продолжал смотреть на мундиморийку с остервенением.
– Не будь у тебя охраны из качкоидов, – злобно проговорил он, – не была б ты такая языкастая!
Выпустив дым, Хельмимира печально вздохнула.
– А знаешь, Ротигерн, чем быдлоид от приличного гуманоида отличается? – спросила она. – Тем, что быдлоид ведёт себя нормально только тогда, когда боится получить по морде.
С того дня противоречия между Хельмимирой и полковником обострились ещё сильнее. Это привело к нескольким неудачам подряд. Видя откровенное презрение, мундиморийка уже в открытую спорила с Ротигерном на заседаниях штаба. Полковник хотел, чтобы она ушла; офицеры не спешили его поддерживать, хоть и Хельмимиру не защищали. В один прекрасный день вышло так, что Ротигерн и Хельмимира не договорились. Желая доказать превосходство над глупой бабёнкой, Ротигерн вместе со своей армией двинулся в наступление… и проиграл.
Понеся большие потери, его флот возвращался на базу. Специальный подъёмник привозил экипажи из ангара. Покидая кабину, солдаты один за другим отправлялись на обработку в санитарный отсек. Хельмимира вместе с группой своих людей стояла у выхода из лифта, подсчитывая уцелевших и раненных. Она была в ярости. Наконец, из-за механической двери показался Ротигерн. Заметив это, Хельмимира тотчас же двинулась в его сторону.
– Много народу погубил, герой? – резко спросила она.
Ротигерн молчал. Его смуглое мужественное лицо искажала гримаса бессильной злобы. Одержав победу, он поставил бы нахальную бабищу на место и забрал бы себе её армию… Однако этого не случилось, и приходилось терпеть её жалкие проповеди. Коридор опустел: солдаты, что прибыли с Ротигерном, уже находились в санитарном отсеке, а остальные корабли ещё не стыковались.
– Что ты понимаешь в войне, посудомойка? – глухо прохрипел полковник.
– Ты угробил половину флота из-за мелочных амбиций, – произнесла Хельмимира. – Будешь и дальше называть меня посудомойкой?
Крыть было нечем. Побагровев ещё больше, Ротигерн сжал кулаки.
– Старая подстилка, – свирепо произнёс он, теряя контроль над собственным гневом. – Будь ты мужиком – я проучил бы тебя в честном бою. Но ты всего лишь позорная шлюха – и я даже не знаю, что с тобой делать. Хочешь поиграть в командира? Валяй, только это не для бабьих мозгов. Ты посмотри на себя: твоё место
