Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
Родом из Норвегии.
Я рассказала девочкам, как мы с Вильямом сидели в машине возле железнодорожной станции и представляли побег его матери и как он потом назвал Лоис Бубар сраной.
— Меня это удивило, — сказала я.
— Тебя удивило, что папа так ее назвал? — спросила Крисси, вытирая губы салфеткой.
— В тот момент — да. Немного.
— С ним не захотела общаться единоутробная сестра, — сказала Крисси. А потом добавила: — Но папа и правда иногда ведет себя по-детски. В смысле, я понимаю, почему она не захотела с ним общаться.
— Но она-то не знала про эту его… детскость.
— Это понятно. Я не то имела в виду.
— Но он все-таки ей брат, — сказала Бекка. — Разве это не веский повод с ним увидеться?
Крисси задумалась, а потом сказала:
— Как бы ты себя чувствовала, если бы Бриджет пришла к нам лет через сорок и заявила… Ну, то есть, представь, что она просто свалилась с неба, и мы ее никогда раньше не видели, и она начинает рассказывать, каким наш папа был чудесным отцом.
— Ты это к чему? — спросила Бекка.
Но я поняла, о чем говорит Крисси. О ревности между детьми.
Мне захотелось написать Вильяму: «Не будь говнюком и позвони девочкам».
Но я не стала.
Когда пришло время прощаться, мне стало грустно; мы обнялись, и я сказала девочкам, что люблю их, и они сказали, что они меня тоже.
Возвращаясь домой, я размышляла над тем, что девочки повели Бриджет в ресторан. Зная Бриджет и зная моих девочек, ничего странного я в этом не видела, но мне вдруг вспомнился крошечный домик, в котором я выросла, и я подумала… Нет, у меня не получится объяснить, что я подумала! Но мне с трудом верилось, что мои дети — нас разделяет всего поколение — так отличаются, так сильно отличаются от меня и от среды, где я росла. И от среды, где росла Кэтрин. Не знаю почему, но этот контраст меня поразил.
А потом я почему-то представила, как выглядела бы Кэтрин, будь она до сих пор жива. Внутри у меня все сжалось, такая она была дряхлая, и меня охватила печаль, глубокая печаль, какую мы ощущаем, представляя своих детей в старости, некогда цветущие лица — бледные и пожухлые, руки-ноги не гнутся, их время вышло, а мы ничем не можем им помочь…
(Немыслимо, но это случится.)
* * *
Я не раз спрашивала себя, почему мне захотелось вернуть девичью фамилию, как только умерла Кэтрин. Я смутно припоминаю, что как бы открещивалась от нее, что ее было в нашем браке слишком много. Не знаю, все это было очень давно. Но Вильяму — я только сейчас вспомнила, — Вильяму после смерти Кэтрин приснилось, будто она везет нас куда-то в машине, и Вильям сидит спереди, а я сзади, и Кэтрин постоянно врезается в другие автомобили.
Ах, Кэтрин, подумала я…
Мне нравилось за ней ухаживать. Когда она заболела, я имею в виду. Мне казалось, мы с ней стали очень близки. Думаю, так и было.
Но после смерти Кэтрин ее лучшая подруга — за два месяца ни разу ее не навестившая — сказала мне: «Кэтрин очень хорошо к тебе относилась. — И добавила: — Она знала… Ну, то есть, она понимала, что раньше… Ну… — Подруга махнула рукой. — Она очень хорошо к тебе относилась, правда». Я не стала уточнять, что она имеет в виду, это не в моем характере. Я просто сказала: «Я тоже очень хорошо к ней относилась. Я любила ее». А сама почувствовала — и до сих пор чувствую — укольчик предательства. Кэтрин сказала обо мне что-то (почти?) плохое, и это удивило и ранило меня.
Но странное дело. После ее смерти я подумала: «Зато теперь я могу сама выбирать себе одежду» — и вскоре пошла и купила ночную рубашку.
* * *
Через две недели после приезда я позвонила Вильяму. Я позвонила узнать, как у него дела, и он ответил: «Потихоньку». Разговаривать ему явно не хотелось — возможно, он спешил на свидание с очередной Пэм Карлсон — или с настоящей Пэм Карлсон? — я бы не удивилась.
Но я чувствовала себя ужасно. Совсем как после смерти Дэвида; я чувствовала себя ужасно с тех самых пор, как не стало моего любимого человека, а в Мэн поехала, чтобы отвлечься, теперь я это видела. Чтобы отвлечься от боли утраты.
Но Дэвида больше нет, а Вильям жив.
Вот вам правда: каждый вечер, возвращаясь домой из магазина или после встречи с подругой, я представляла, что на первом этаже в вестибюле меня ждет Вильям, и вот он медленно встает с кресла и говорит: «Привет, Люси». Я представляла это снова и снова, втайне думая: «Он ко мне вернется».
Но он не вернулся.
* * *
Вскоре после этого, в сентябре, я столкнулась с Эстель. В Виллидже на Бликер-стрит есть магазин для… как бы это сказать… для тех, кто увлекается модой, там много таких магазинов, но этот, я знала, нравится моей Крисси, а у нее как раз близился день рождения, так что я поехала в Виллидж и зашла в этот магазин, и там была женщина, она бросила на меня взгляд и отвернулась, а потом снова посмотрела на меня, и это оказалась Эстель — похоже, она надеялась, что я ее не замечу.
— Привет, Люси, — сказала она, и я сказала:
— Привет, Эстель.
Она не потянулась поцеловать меня, и я тоже не двинулась с места.
— Как дела? — спросила я.
Она сказала, что все нормально. Она как будто постарела. Волосы у нее были длиннее обычного, и если раньше я всегда восхищалась их непокорностью, то теперь они придавали ей немного сумасшедший вид; это ее не красило, вот что я хочу сказать.
— Как Вильям? — спросила Эстель.
— Ну так, ничего. — Я вяло улыбнулась; я все еще сердилась на нее.
— Ясно… — Эстель не знала, что еще добавить, а я не спешила ей на помощь. В конце концов она сказала: — Крисси с Беккой, у них все в порядке?
Точно, подумала я, теперь ведь некому держать ее в курсе событий, кроме разве что Бриджет.
— У Крисси был выкидыш перед тем, как я… — нерешительно начала она.
Я сказала, что Крисси обратилась к специалисту, и Эстель сочувственно охнула и потрепала меня по руке. Я все еще не спешила ей на помощь. Но тут мне пришло в голову, что надо спросить, как дела у Бриджет.
— Нормально. Ну, сама понимаешь, — сказала Эстель.
Мне хотелось добавить: «Я слышала, ей очень грустно». Но я просто стояла на месте, и в конце концов Эстель сказала:
— Ну ладно, Люси, еще увидимся.
Но когда она направилась к двери, я мельком увидела ее лицо, и там было столько боли, что мое сердце распахнулось, и я окликнула ее:
— Эстель, подожди! — И, когда она обернулась, сказала: — Живи как живется, а о нас не беспокойся. — Или что-то вроде того; я повела себя некрасиво и теперь пыталась это исправить.
И, кажется, она поняла.
— Знаешь, Люси, — сказала она прочувствованно, — когда жена уходит от мужа, все сочувствуют мужу, и правильно делают! Но никто не учитывает… — Ее взгляд поблуждал по комнате и остановился на мне. — Никто не учитывает, что мне тоже нелегко, знаю, мы сейчас не об этом и я не пуп земли, но никто не учитывает, что для меня это тоже утрата. Как и для Бриджет.
В тот миг я почти полюбила ее.
— Я прекрасно понимаю, о чем ты, Эстель, — сказала я.
И, должно быть, она все прочитала у меня на лице — она обняла меня, и поцеловала в щеку, и проговорила сквозь слезы:
— Спасибо, Люси. — Затем отступила на шаг и, взглянув на меня, сказала: — Ах, Люси, как здорово, что мы встретились!
Две недели спустя я увидела ее в Челси, я там почти не бываю, но в тот день я навещала подругу, которая сняла там жилье, и Эстель шла под руку с мужчиной — не с тем, что с юбилея, этот выглядел постарше, по возрасту ближе к Вильяму, — и они увлеченно беседовали, и не смотреть на них было очень легко: я шла по другой стороне улицы.
Вот так.
* * *
Я все думала о Лоис Бубар, какая она вышла
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
