Нину с розовой повязкой для сна, а потом ещё пытался понять, что вообще на меня нашло.
— Свет, может, у тебя циклы какие-нибудь сбились, поэтому вся жизнь вверх тормашками? Может, возраст и пора тебе к врачу...
Шиплю, чтоб он тортом своим подавился.
— Да я же просто волнуюсь... Просто пойми, я тебя не понимаю сейчас совершенно, что с тобой происходит? Ты заметила, что в зале часы стояли, что хлеб зачерствел, что... Да полно всего, оглянись.
Оглянулась и выдала:
— Считай, что я перерождаюсь.
Он морщится своим красивым лицом, отламывая тортик.
— Тебе было со мной настолько плохо?
— Мне просто было плохо, Тим.
Искренне пытается заглянуть в глаза.
— Я не замечал.
— Я знаю.
А ещё знаю то, что этот вечер (ладно, ночь) похож на день сурка, ибо примерно это же сказал мне Артём. Они оба не замечали да и не должны были.
— Пойми, я правда думал, что всё в порядке. Что тебя всё устраивает...
Обрываю его бичевания.
— Я знаю, Котов. Иди уже домой, ладно?
Кивает.
— Слушай, я подумала... а тебе Нина случайно не симпатична?
Подавился, кашлянув.
— Тебе точно надо к врачу...
Вот и поговорили, вот и все откровения за 7 лет.
Встаю, на прощание легко поцеловав его в щеку в последний раз. Щетина колется его любимым парфюмом, и я опять понимаю, что не мой вкус... Хотя он столько сил вкладывает в себя... Как его ещё раньше не отбили?
— Ты говорил со своей мамой?
Кивнул.
— Что она?
— Думает, что я увязался за кем-то. — Показал еле заметный синяк на виске, улыбнувшись. — Зато твоя мать всё зовёт меня на пироги... А, да, там ещё на госуслугах подтверди заявление.
— Извини, я поговорю с обеими...
Отмахнулся, прошептав "Сам разберусь, перебесятся, не лезь", убирая посуду в раковину. Снова... Даже странно как-то. Словно и не он вовсе.
Кажется, мне на самом деле становится легче. Жить с осязаемым чувством вины на второй стороне кровати — всегда тяжело.
А теперь что? Теперь у меня есть я сама, диван, черепашка и... И всхлипы из розовой комнаты, мать её.
Розовым кошмаром. Поездкой и лёгким касанием.
Светом и розовой дымкой
Стучу в собственную дверь, от чего всё резко замолкает на миг, а потом вновь уходит в подвывания. Она там головой треснулась?
— Нин, я вхожу.
— Не...
Не успевает. Как хорошо, что нет у меня замков на двери. Всматриваюсь в её тельце, что клубочком свернулось на кровати и прячет лицо тоненькими руками.
Вздыхаю, оседая на любимый серый ковер, сдвигая женские журналы подальше.
— Что с тобой?
Бубнит, всхлипнув.
— Ничего.
— То есть, это для тебя в порядке вещей? Я буду знать, только скажи...
Поднимает зареванные глазки.
— Ну?
— Почему жить так сложно?
И я... Я теряюсь. Ибо слышать это от розового единорога (пижама), ну, прямо... Неформат.
Она принимает моё замешательство всерьёз, опять уползая в свою розовую раковину... Рашевский, чтоб тебя! Уверена, что почти все мои проблемы — твоих рук дело.
— Так, давай, вылазь, карамелька, поговорим. — Хлопаю её по спине. — Давай-давай, Нина.
Ни в какую.
— Ну, что ты? Что не так? Из-за диплома? Тимофей... Анатольевич сказал что-нибудь не то? Или ты из-за Артёма?
В ответ Нинуля шмыгнула носом и всё же убрала руки, посмотрев так, будто в любой момент может утопить меня слезами. Ого, да у нас тут царевна Несмеяна родилась? Хорошо, идём от обратного.
— Нин, что не так с твоей жизнью?
— Всё не так...
Ох, уж этот максимализм. Беру её за руку, замечая неестественные следы на запястье. Что за ерунда?
— А конкретнее, конфетка?
— Свет, иди спать...
— Давай поговорим. Что с дипломом?
Надулась, пытаясь вырвать руку, которуя я тихонько поглаживаю.
— Почему Тимофей Анатольевич считает меня такой ду-у-урой? Я чуть не обнулилась, пытаясь понять всё, что он говорил, но это же не значит...
— Кто факультет выбирал?
Отвела взгляд.
— Папа.
— Потому что "ногти — это не профессия"?
Кивнула, опять допустив дрожь губ. Больно?
— Ну, у тебя есть салон, разве нет?
— Это тоже он... Хотел показать, что я не справлюсь.
А я думала, Артём...
— Интересный способ спустить деньги. Возьми и справься.
Посмотрела, шмыгнув.
— Думаешь, это так просто?
— Уверена, что нет. Но пойми, что это шанс не только что-то ему доказать, но и вырасти самой. Займись юр.частью, пиаром, используй свои соц.сети, привлеки девочек-подружек...
Нина ложится на спину.
— Что не так? Что у тебя с отцом?
Вытирает свободной рукой слезы, пока вторая до сих пор у меня.
— Ничего... Его нет. Он, как Торренто, всю жизнь появляется только, когда моему миру приходит крендец.
— Например? — Вспоминаю, что этот "взрослый мужчина" на что-то намекал раньше. — Что-то случилось серьёзное до Артёма?
Простонала, закрывшись.
— Нин, я помочь хочу.
— Ну, я... Я как-то тусила с ребятами, а потом один меня... Ну, напоил и...
И понятно.
Сглатываю, пока Нина давится слезами и прикусывает губу, обронив одно:
— В первый раз.
Нет, я не ожидала. Вот тебе и красивый профиль в Инстаграме, дубль 2.
Смотрю на неё уже какую минуту.
Это многое объясняет, скорлупа объясняет её эгоизм, невидимый домик, куда она всё прячется, но...
— А Артём?
— Он нежный... И надёжный... — Потерла нос. — Был, пока ты не появилась...
Помолчала.
— Папа тогда всё почти сразу узнал, а Тёмчик оказался рядом с ним и забрал к себе.
Нежный? Надёжный? Рашевский? Мы об одном человеке? Ладно, допу-у-устим, что это её деформация после пережитого, или я его толком все же не знаю.
— Нин, не совру тебе сейчас, у всех, наверное, было всякое в жизни, у меня тоже. Я не подпускала никого до мужа, но могу, если ты позволишь, понять и не осуждать, наверное.
Только на душе от этого менее тошнотнее не становится. Ну да ладно.
Пытаюсь найти слова, что могли бы вернуть ей улыбку и тут вдруг понимаю одно.
— Ты же не из-за этого всего заревела, да?
Оп, дернулась, опять закрываясь. Так, что произошло раньше? Ну-ка, думаем... Написал кто? Артём опять? Или может... Да ну нет.
— Ты из-за меня? — Замерла. — Стоп, тебе... Что... Правда... Он
