— Тебя же убьют, вот что случится.
— Я должен помочь моему народу.
— Да ведь эти «саквояжники» используют тебя.
— Если они и используют меня, то я использую их. Наши мотивы различны, но хотим мы одного и того же — помочь освобожденным невольникам.
— Много ли ты сможешь сделать, если тебя убьют? Если хочешь кому-нибудь помочь, помоги своему сыну, Лайонелу, помоги мне, помоги людям здесь, в Сплендоре. Ты всем нам нужен, это как раз то место, где ты должен быть.
— Я ничем не обязан Сплендоре!
— Конечно, ты ничем не обязан! — бросила Мама Тэсс с мрачной иронией. — Разве что своей жизнью, которую мастер Рэнни тебе все время спасал, разве что своей ученостью, благодаря которой ты думаешь, что можешь стать сенатором…
— Представителем.
— Не поправляй меня, мальчишка! И не забывай: одежда, что на твоих плечах, куплена тетушкой Эм. Не говоря уже о куске хлеба, который кормит твоего сына и меня.
— Как же я могу забыть, ты же не даешь мне этого сделать.
— Я и не дам тебе ничего забыть, потому что еще кое-что помню, что такое благодарность, потому что вся эта свобода на самом деле означает лишь то, что мы сами должны о себе заботиться. И еще я немного знаю белых. Янки и наша черная шваль им все уши прожужжали о том, что они должны делать. И тебе не надо иметь никаких дел с этой сворой. Если ты будешь продолжать все по-прежнему, то однажды ночью придут люди в белых простынях и повесят тебя на первом же дереве.
— Я не боюсь их.
— Замечательно, но это не спасет твою шею от веревки, а я не для этого тебя растила!
Это был ее сын, Брэдли, бывший слуга Рэнни. Именно с ним разговаривала Мама Тэсс. Будет ужасно неловко, если ее застанут за подслушиванием. Летти огляделась; ей не удастся проскочить мимо открытой двери кухни незамеченной, но она может обойти кухню сзади и разгрузить полный яиц фартук в столовой. Она шагнула назад и наступила на пестрого кота. Кот взвыл, вцепился ей когтями в ногу, а потом с шипением бросился прочь. Три куренка, которые рылись в земле и что-то клевали, осторожно поглядывая на кота, кудахтая, взмыли вверх. Летти отпрянула от хлопающих крыльев, потеряла равновесие и плюхнулась на землю. В переднике послышался зловещий хруст.
С верхней веранды дома донесся звонкий ребячий смех. Летти взглянула вверх и увидела Лайонела, который перевесился через перила и показывал на нее. В это время Рэнни, пытаясь скрыть улыбку, вышел из дома и сбежал вниз по лестнице. Лицо Летти мгновенно запылало, этот жар совсем не могло охладить что-то холодное и липкое, стекающее по подолу. Никогда в жизни на нее не сваливалась целая волна унижений, как здесь, с самого ее приезда в Луизиану. Она отказывалась это понимать. До приезда сюда ее жизнь протекала спокойно и размеренно. Может быть, скучно, но благопристойно и вполне надежно. Она чувствовала, что лишилась этой надежности заодно с уважением к самой себе. Летти не понимала, как это могло случиться. Одно следовало за другим. Она совершала ошибки и расплачивалась за них. И цена расплаты, как она обнаружила, когда сидела на земле и боролась с желанием разрыдаться, была выше, чем она могла предположить. Рэнни остановился перед ней и опустился на колено. Одной рукой он взялся за углы, другой за верх ее фартука.
— Развяжите тесемки, — сказал он.
Она сделала, как он просил. Рэнни поднял его левой рукой, как мешок, а правую протянул ей, чтобы помочь встать. Летти подала ему руку и робко улыбнулась. Сила, с которой он оторвал ее от земли, оказалась для нее неожиданной. Она прильнула к нему, не сумев остановиться, и отстранилась только через мгновение.
Рэнни стоял и держал ее за руку, все еще ощущая прикосновение к руке ее упругой груди, вглядываясь в нежно-розовый цвет ее щек, влагу, которая оживила ее глаза и сделала их огромными и яркими, в ее слегка раскрытые губы. По нему прошла волна желания такой силы, что он чувствовал себя глупым и несмышленым, каким только хотел казаться.
— Мистер Рэнни? Что происходит? Идите сюда оба, я сделаю вам завтрак, и дело с концом.
Благослови Бог Маму Тэсс, подумал Рэнни. Она хоть и старая мегера, но мудрая женщина. Он отпустил Летти и отступил, пропуская ее вперед, затем последовал за ней на кухню.
Сын Мамы Тэсс Брэдли, взявший себе фамилию Линкольн, был среднего роста, крепок и хорошо сложен. Он был очень похож на свою мать, кожа его была темно-коричневой, лицо четко очерченным, а в глазах светился живой ум. Он поприветствовал Рэнни тепло и непринужденно, а Летти встретил несколько настороженно. Он заговорил с ней, демонстрируя довольно грамотную речь и несколько натянутый интерес к ее ответам.
— Итак, вы новая учительница? Ну, и как вам показался Юг?
— Трудно сразу сказать, — ответила она, в некотором замешательстве от столь прямого вопроса.
— Не совсем таким, как вы думали?
— Да, не совсем таким.
— Без замков с башнями, позолоченных экипажей и распростертых ниц бывших рабов, поющих хвалу за освобождение от цепей? Для этого вы несколько запоздали. Все, что осталось — руины, да тяжкий труд, да аристократия в лаптях, — если не считать рыцарей в белых простынях вместо лат.
— Брэдли! — Мама Тэсс посмотрела на сына и покачала головой.
— Я приехала сюда, чтобы работать. — В словах Летти было спокойное достоинство.
— А я думал, вы приехали сюда из-за брата, а учительство — это просто так.
— Брэдли!
На этот раз предостережение в голосе Мамы Тэсс звучало сильнее. Она стояла у стола, за которым они все сидели. Перед ней были две чаши. В одной находились разбитые яйца, все еще в фартуке с завернутыми углами, другая была приготовлена для неразбившихся яиц. Мама Тэсс выбирала их.
Летти охватило раздражение. Отчасти оно было вызвано тоном вопросов, отчасти тем, что этот человек прав. Она нахмурила брови.
— Вы хотите сказать, мистер Линкольн, что вам не нужна помощь?
— Я хочу сказать, что устал от всех этих людей, которые приезжают и говорят, что хотят помочь, а на самом деле пекутся лишь о своих интересах.
— Полегче, Брэдли! — прикрикнула Мама Тэсс, но отреагировал на эти слова скорее Рэнни, а не ее сын.
Летти оставила без внимания их переглядывания.
— Уверяю вас, я не пекусь ни о каких своих интересах! Но если вы получаете помощь, столь необходимую вам, разве имеют какое-то значение мотивы, с которыми она связана?
— Они имеют значение потому, что вы, мисс Мейсон, и подобные вам никогда не поймете, что мы, может быть, и были рабами, но у нас есть своя гордость. Но прежде всего потому, что мы — тоже южане.
Летти некоторое время смотрела на него, потом глаза ее потеплели от появившейся в них улыбки.
— Да, я, кажется, понимаю. Скажите, когда вы с Рэнни были на войне, вам приходилось стрелять во врага?
