Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
ужинать, я испытала то же самое удовольствие, ради которого в детстве придумывала игры, где главной задачей было выживание.
Виктор, наверное, чувствовал то же самое, потому что, несмотря на мрачность и неясность новостей и угрожавшую нам в будущем нехватку еды, приготовил он настоящий пир. Мы ели как японцы, усевшись на подушках по сторонам кофейного столика, а телевизору у нас за спиной уменьшили громкость. На ужин была утка с абрикосами и малиной и салат с гранатовыми зернышками. Виктор выключил свет, зажег свечи и открыл бутылку вина из того региона Лангедока, откуда происходит его семья. Я рассказала ему, как обстоят дела в центре выдачи противогазов. Он перестал есть и уставился на меня так, как делал это, когда я была студенткой, сидела у него в офисе и чесала голые коленки. Прямо посреди предложения он перегнулся через уголок стола и поцеловал меня. Язык его оказался у меня во рту; он сунул руку мне в лифчик. Когда я прижала ладонь к твердой выпуклости на его джинсах, он застонал и перекатился на меня. Виктор расстегнул свой ремень, я резко вздохнула, когда он стянул с меня штаны и я почувствовала его животом, почувствовала, как в позвоночнике что-то щелкнуло и оказалось, что я лежу спиной на полу.
Десерт мы ели все мокрые от пота и раскрасневшиеся. Давно мы ничего подобного не делали. Виктор, конечно, интересовался средневековой страстностью и доказывал необходимость конфликтов и трений, но даже ему пришлось бы признать, что наши отношения ближе к среднему уровню стабильности, который он так не одобрял. Мы жили вместе уже пять лет, и наши дни и ночи обрели определенный привычный порядок, который задавали мое расписание работы в музее, Виктора — в университете, да еще огромное безмолвное пространство часов, проводимых Виктором за работой у себя в кабинете.
Свечи горели вовсю, центр их уже расплавился. Виктор разлил по бокалам остатки вина, и хотя я уже слегка захмелела, я все выпила за пару глотков. Мы снова включили новости и послушали, но новой информации не было, снова и снова повторялись все те же кадры — люди примеряют противогазы и ходят в них, будто пробуют, как сидят новые туфли. Мы с Виктором не устали, а может, просто не хотели, чтобы вечер закончился, не хотели идти спать и утром столкнуться с тем, что мир принесет нам завтра, так что решили сыграть в скрэббл. Виктор без ума от этой игры — наверное, он знает все английские слова из трех букв. Конечно, делу помогает то, что английский у него безупречный. Я так привыкла к его акценту, что иногда забываю, что большая часть его жизни прошла с другими идиомами, другими способами выражать удовольствие и боль, воплотилась в предложения, которые для меня чужды и непонятны. Иногда я слышу, как Виктор восклицает что-то себе под нос на французском и вспоминаю об этой другой жизни. На мгновение это меня озадачивает, и приходится добавить к уже известным мне Викторам третьего, тайного Виктора.
Пока Виктор ходил за доской для скрэббла, я убрала со стола тарелки и составила их в раковину, к грязным кастрюлям и сковородкам, в которых уже застывали остатки нашего ужина. От их вида меня слегка затошнило. На обратном пути в гостиную я прошла мимо коробок с нашими противогазами — они стояли у двери, там, где я их оставила. Я отнесла коробки на тахту, взяв их под мышки, и открыла их, пока Виктор раскладывал доску. Когда я вытащила один противогаз из обертки, на пол упали инструкции.
— Смотри! — сказала я, подняв противогаз. Он был точно такой, как Виктор и хотел, с большими круглыми отверстиями для глаз и коротким хоботом на уровне рта.
— Дай-ка поглядеть. — Виктор повертел противогаз в руках, изучая его. Потом он оттянул лямки, надел противогаз на голову и, повернувшись, спокойно глянул на меня из-за прозрачных пластиковых линз. Выглядело это отвратительно и пугающе — передо мной было странное невиданное существо, которое при этом оставалось Виктором, и у меня от гнева кровь прилила к щекам. Я импульсивно наклонилась к нему и подула по очереди на глазницы так, чтобы они затуманились. С минуту ни один из нас не шевелился. Виктор сидел молча, а я смотрела, как следы моего дыхания медленно исчезают, открывая его далекие потускневшие зрачки. Когда его поле зрения наконец полностью очистилось, он мне подмигнул.
— Сними! — потребовала я. Виктор не шевелился, будто противогаз лишил его разума. — Сними это! — Сердце у меня отчаянно колотилось. Мне хотелось его пнуть, но сидя это бы не получилось. Не успела я ничего сделать, как Виктор снял противогаз и положил его на пол.
— От него резиной воняет, — сказал он и начал выбирать свои семь букв. Я молча смотрела на его лицо, сама себе удивляясь.
Виктор составил первым словом «лемур», я добавила к нему «лук», потом Виктор составил «тема», а я «тол». Какое-то время все шло хорошо, маленькое перекрестье деревянных букв разрасталось, будто какое-то самовоспроизводящееся сообщение, сначала невнятное, но, если прочитать внимательно, используя правильные средства дешифровки, в нем обнаруживался свой смысл, свое неброское красноречие — из «тема» вырастало «рука», а из «рука» — «губы», будто какое-то смутное желание запуталось в словах и единственное, что ему оставалось, — это отчаянно пытаться выложить само себя, буква за буквой. Может, все дело было в вине, но пока мы играли, мне начало казаться, что, если постараться, мы наконец выясним, что же такое пытаемся друг другу сказать столько лет спустя, после стольких прочитанных страниц, съеденных блюд и затянутых пауз, а потом Виктор сложил «позитрон», и я вдруг поняла, что хочу сказать ему, что подумываю от него уйти.
Виктор победил — он это часто делает, и пока он собирал буквы обратно в мешочек с завязками, я расплакалась. Сначала Виктор этого не заметил, но потом наконец он поднял голову, и на его лице появилось удивленное выражение.
— Это же просто игра, — шутливо сказал он.
Я попыталась улыбнуться и покачала головой. Я хотела рассказать ему о том, что поняла, глядя на фотографии Арбус, о старухе, которая прикрыла лицо маской ведьмы, когда щелкнул затвор фотоаппарата, может, затем, чтобы защититься от проницательного взгляда фотографа, или чтобы отправить Арбус в ответ ее собственный образ, или чтобы нарушить вечную цепь отражений, которая тянется между двумя людьми, которые смотрят друг на друга и каждый видит в незнакомце неожиданный образ себя. Но я ничего не сказала. Виктор опустился передо мной
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
