каникулы родители всегда меня отправляли к бабушке с дедушкой в деревню. Но тогда наша школа с начала декабря была закрыта на карантин, и мы учились дистанционно, поэтому родители отправили меня в деревню почти сразу же. Мама иногда приезжала нас навещать, а папа был загружен работой, так что я не видел его больше месяца.
Внутри меня все переворачивалось от возбуждения и предвкушения!
– Батюшки, – сказала бабуля, поглядывая на наручные часы, когда мы подъехали к дому. – На час раньше приехали! Свет в доме-то и не горит.
– Ну дела, – буркнул дедушка, припарковывая автомобиль возле дома. – Балбес, ну! Предупредил же, что мы приедем.
– Ну, хватит тебе, – махнула рукой бабушка, открывая дверь и впуская в салон свежий морозный воздух. – Максимка, сиди пока. Сейчас дедушке коробку поможешь передать. Не тяжелая?
– Да донесу, – дедушка вышел из автомобиля и принял у меня коробку. – Нормально!
Я вылез из салона, прижимая к себе Свитти. Бедняга прижался ко мне, боясь холода и снега, который огромными хлопьями накрывал нашу улицу. Вьюга решила отдохнуть и лишь снежинки в медленном танце покрывали пространство, опускаясь на сугробы.
– Красотища, – улыбнулась бабушка, оглядываясь вокруг и укутываясь в теплую шубку. – Настроение сразу такое… праздничное.
– Эй, праздничные. Мне тяжело вообще-то! – лицо дедушки от натуги приобретало красноватый оттенок. – Дверь-то открывайте, едрит-сверлит! Ключи есть?
– Ой, да есть-есть, – запричитала бабушка, доставая на ходу ключи и подходя к домофону. – Насладиться не даешь.
– Сейчас я тебе вручу этот «сундук», и ты у меня ой как насладишься.
А я навсегда запомнил тот предпраздничный вечер. Улица была украшена разноцветными гирляндами, от чего наша серая пятиэтажка подсвечивалась красно-сине-зелеными огоньками и этот медленно-падающий снег, который как капустка хрустел под ногами, не давал и шансу вашей улыбке сползти с лица.
Мы поднялись на третий этаж, стуча ботинками, стряхивая комья снега, которые уже успели налипнуть, и постучали в нашу квартиру.
– Уснул что ль? – дедушка прижался ухом к двери.
– Так открыть-то ты не пробовал? – бабушка повернула ручку двери и дверь отворилась.
– Да уж. – Хохотнул дедуля, первым входя в квартиру, неся перед собой наш огромный подарок. – Старость не радость…
Включив везде свет, дедушка вошел в зал.
– Так, – сказал он, направляясь на кухню. – Стол накрыл, уже похвально. Люд, позвони ему что ль, куда он ушел?
– Да сейчас-сейчас, – бабушка накинула свою шубку на вешалку в коридоре и пригладила мокрые волосы, что слиплись на голове.
Я опустил Свитти на пол и тоже принялся раздеваться.
– Тогда он у меня по башке получит, – дедушка тоже принялся раздеваться, вновь потирая шрам вокруг шеи. Откуда он – мне было неизвестно. – Сколько раз говорил: всегда закрывай дверь. Тридцать пять лет мужику, а повадки все те же!
– Подбирай выражения, Сереж… – кивнула бабушка в мою сторону, доставая сотовый телефон.
Дедушка лишь улыбнулся и потормошил меня по голове.
– Да этот-то мальчишка смышленый! Вон уже, ответственность появилась, а? – он присел на корточки и погладил Свитти за ухом. Котенок повалился на спину, обхватил его руку лапками и принялся лизать пальцы. – Лизун какой! Надо его так было назвать.
Мы рассмеялись, а котенок принялся нализывать дедушкины пальцы еще сильнее. Словно это карамель.
И правда… Может не то имя я ему выбрал?
– Лизун… – сказал я, и котенок поднял на меня свой взгляд.
– О! – дедушка хлопнул в ладоши. – Откликается. Я же говорю – лизун!
И тут я услышал мелодию папиного телефона. Его мобильный лежал возле включенного телевизора, по которому пели праздничные песни наши эстрадные певцы.
– Наташке позвоню, – сказала бабушка, сбрасывая вызов. – Ну что это за дела такие?
Дед только покачал головой.
– Проголодался, Макс?
Я кивнул, и мы отправились на кухню.
Дед достал трехлитровую банку вишневого компота и соорудил мне пару бутербродов с колбасой и сыром.
– Перекуси пока. Сейчас как за стол все сядем, покушаешь как надо, ага? – подмигнул мне дедушка. – Ну? Что говорит? – обратился он к бабушке.
– Она с ним созванивалась час назад – был дома. – Бабушка села на диван и отложила телефон в сторону. – Она подъезжает уже, а наш где шляется – неизвестно.
И тогда-то мне стало не по себе. Знаете, как бывает? Вот у тебя все хорошо, тепло на душе, празднично и тут вдруг ты начинаешь ощущать какую-то тревогу. Поэтому бутерброды мне в горло не лезли, и я остановился на одной кружке компота, которую мигом осушил.
– Максимка! – повернулся ко мне дедушка. – А где этот, лизун-то твой?
Точно! Его нигде не было. Может, поэтому мне стало так тревожно?
– Котенок к тебе побежал, – бабушка махнула в сторону моей комнаты. – Чувствует, наверно, где хозяином больше всего пахнет.
– Эй, Лизун! – выкрикнул я и побежал к себе в комнату. Кличка мне эта на тот момент казалась намного лучше той, что придумал ему я.
Но только на тот момент.
Зайдя в свою комнату, я не стал включать свет – свет гирлянд, развешанных на елке, которая стояла в моей комнате, вполне хватало.
И тут я увидел то, от чего мое сердце застучало быстрее.
Подарок!
Ай да папка! Все предусмотрел!
Под елкой, украшенной помимо гирлянд различными игрушками и «дождиками», на полу стояла праздничная коробочка, украшенная золотистой лентой. Я радостно подскочил к елке, готовый вскрыть подарок, но вдруг остановился.
В комнате послышался какой-то звук.
Как будто кто-то царапает когтями по дереву.
Повернув голову, я увидел, как мой котик скребёт дверь в кладовую, которая была закрыта.
– Эй, Лизунчик! – я с улыбкой подошел к котику и уже нагнулся, чтобы поднять его на руки, как остановился.
Я услышал шепот из кладовой.
Медленно подняв голову, я уставился на дверь и затаил дыхание.
Чей-то нечленораздельный шепот.
– Б… бабушка? – мой голос стал таким тоненьким и слабым, что я сам его еле расслышал.
Шепот сменил тихий, протяжный стон, словно кто-то пытается поднять неподъемный камень.
– Ы-ы-ы-ы-кхрр…
– Кто… кто здесь? – услышал я свой шепот. Я по-прежнему стоял в полусогнутом состоянии, не в силах пошевелиться. Меня словно парализовало от страха.
Кто прячется в моей кладовой?!
И тут дверь медленно отворилась. Лизуну удалось подцепить ее лапкой, и он юркнул в темноту за дверь.
Из темноты послышался частый, глухой стук по полу.
– Стой… – еле выдавил я, по-прежнему не сдвинувшись с места. По мере того, как отворялась дверь, и разноцветный свет гирлянд освещал помещение кладовой, дрожь моих губ нарастала. Затем начали стучать зубы.
И вот я, наконец, увидел то, что пряталось в темноте.
Первым я увидел папин шарф. Один его конец был привязан к вешалке, а второй
