— добротная, и видно, что недешёвая. Подползаю на коленях к изголовью. Он следует за мной. Спине тепло — Жорка очень горячий. И его огромное тело работает как обогреватель. Наверное, если с ним спать в одной кровати зимой, одеяло не понадобится. Вздрагиваю, когда выступающих позвонков на шее касаются чужие губы. И если не думать об этом, то становится хорошо до дрожи. Мелкой чувственной дрожи, да…
— Расслабься, девочка. Забудь…
И я ведь понимаю, на что он намекает. Не понимаю только, как это сделать.
— Такая красивая девочка, такая красивая…
Кто бы мог подумать, что Жорка настолько разговорчивый? Истерично всхлипываю. Он проводит губами ниже. Руки ненавязчиво оглаживают бедра, сжимают ягодицы и медленно ползут вверх к груди, чтобы опять раздразнить чувствительные навершия невесомыми, как крылья бабочки, касаниями. Это тоже на удивление хорошо. Я вздыхаю, чуть поворачиваюсь в полупрофиль, касаясь носом его квадратной челюсти. Пахнет Жорка приятно. Антиперсперантом, мылом из операционной душевой без какой-либо выраженной отдушки и… чужим мужчиной. Прежде чем я успеваю проанализировать, что по этому поводу чувствую, он накрывает мои губы своими. Одна рука накрест обхватывает голову, другая неторопливо сползает вниз по животу, чтобы остановиться в самом-самом низу, неспешно поглаживая большим пальцем девственно-выбритый треугольник. И если поначалу я почти не реагирую на эти прикосновения, то со временем начинаю нетерпеливо переминаться, будто подталкивая его к более активным действиям. А когда это происходит, впиваюсь в Жоркину губу зубами, чтобы позорно не застонать. Но все равно, все равно несдержанно подаюсь навстречу, когда он начинает поглаживать меня там, где это ощущается сейчас нужнее всего. Оберегая меня от происходящего, мозг в какой-то момент производит подмену. И вот это уже не вендетта с первым подвернувшимся под руку мужиком, а самый настоящий акт любви. Как поначалу с Валовым, будь он проклят!
Скулю Георгию в губы, не чувствуя, как по лицу катятся слезы. Он прерывает поцелуй, мажет темным поплывшим взглядом по моему лицу и начинает их слизывать языком. Мамочки… Да он же… он… не знаю. Такое ощущение, что Георгий только этого и ждал. Ждал, что я приду. И я теряюсь. В его ласке, в его напоре. Это уже как будто не для меня совсем. И не ради мести. Потому что Жорка прав. Сомнительное удовольствие трахаться, когда мысли все о другом, любимом… И о будущем, которого теперь нет. Тут бы побыстрей счет сравнять, поставить галочку и убежать в свою нору в надежде, что боль отпустит. Но Жорка… И руки его дрожащие. И губы… Нет-нет. С ним так нельзя.
— Не думай, — повторяет он, переворачивая нас так, чтобы я легла.
— Ладно.
Он спускается к груди, берет сосок в рот и, урча, как тигр, которого мне посчастливилось однажды увидеть в одном из заповедников края, начинает нежно посасывать. Растерянно касаюсь пальцами его темных волос. Царапаю шею. Я недавно только бросила Мишку кормить, и соски еще не вернули былую чувствительность. Самой мне этой ласки для удовольствия мало, но раз ему нравится… Почему нет? Лучше думать об этом, а не о том, ласкал ли точно так же мой муж свою любовницу. И снова я всхлипываю. К счастью, Бутенко этот звук принимает на свой счет.
— Чувственная моя девочка. Сейчас еще лучше будет, — обещает он и начинает мягко опускаться ниже. Он же не думает… Широко распахнув глаза, приподнимаюсь. Жорка сгибает мои ноги в коленях, наклоняется и, все так же странно урча, начинает меня вылизывать. А Юра… Юра, кажется, тысячу лет не делал этого. Под предлогом того, что Мишка может в любой момент проснуться, и нам надо трахнуться побыстрей. Всхлипываю. Выгибаюсь, опираясь на локти и пятки.
— Вкусная, невозможно вкусная… Что, маленькая? Хорошо?
А Юрка вообще делал мне комплименты? Да, вроде бы… Непременно с крепким словцом, чтобы усилить эффект. Мне это вроде нравилось. Или я пыталась в том себя убедить? Кажется, я сейчас опять разревусь. Хорошо, что, посчитав свой долг выполненным, Жорка поднимается вверх. Он большой, я говорила, да… Мои ноги расходятся максимально широко, когда он устраивается между ними. Прячу заплаканное лицо на бычьей шее Бутенко. Для себя решаю, что это все будет для него. Потому что вон как его колбасит! А я… Все так, женский оргазм очень сильно зависит от настроения. У меня оно на нуле. Да и не за оргазмом я сюда пришла, господи! А зачем — я уж и сама не знаю. Понимаю только, что не могу его остановить, и не хочу. Пусть.
Помогая себе рукой, Бутенко находит вход в мое тело. И благо, что это очень трепетное, плавное погружение, потому что он для меня великоват. Сосредотачиваюсь на дыхании. Универсальная вещь — и с его объёмом позволяет справиться, и с истерикой. А Жорка… Ох, как он старается! Подбирает глубину, темп, в какой-то момент насильно оторвав меня от своей шеи, чтобы отслеживать реакцию по лицу. Дурак. Ищет в себе причину. И не успокоится ведь. Веду нежно пальцами по его абсолютно мокрой спине. И мысль мелькает, такая страшная мысль… А что если дело вовсе не в моих растрепанных чувствах? Что если Юрка так меня приучил к этой грязи, что я теперь вообще не смогу кончить без шлепка по заднице и развязного трепа в ухо? Я плачу и имитирую, чтобы Жорку больше не мучить. А когда все заканчивается, сворачиваюсь в клубок и тупо гляжу на колышущуюся на воде лунную дорожку. Бутенко водит по моей спине пальцами и все еще тяжело дышит.
— Тебе надо бросать курить. — тихонько замечаю я.
— Да.
— А мне надо в душ. Только где взять силы?
Вопрос решается легко. Георгий тупо сгребает мою тушку и относит в ванную. На руках меня тоже никогда не носили. Странный день. Обиды, о существовании которых я даже не подозревала, прут из меня, как гной из фурункула. Да уж… Не на это я рассчитывала, прыгая в чужую постель.
Стою. Тупо пялюсь на то, как водяная пыль, собираясь в капли, стекает вниз по бетону. Ванная у Георгия красивая. Камень и дерево. А душ просто огромный. Мы влегкую помещаемся в нем вдвоем. И еще остается место для маневра. Жора с любовью намыливает мое тело, споласкивает, быстро моется сам и выходит первым, чтобы подать мне полотенце. А потом еще собирает наши разбросанные по всему дому вещи.
— Там в шкафу где-то был халат.
— Нет. Спасибо. Я уже домой поеду.
— Ладно. — Кажется, или у него правда на щеке дергается нерв? — Может,
