Гена, жадно уставившись на коньяк.
Иван Иванович поднял взгляд, и заметил в руках у племянника какой-то прямоугольный предмет, завернутый в оберточную бумагу.
– У тебя там не конфеты, часом? – спросил он.
– Нет, – мотнул головой Гена. – Книга.
Иван Иванович был удивлен. Племянник его никогда не проявлял любви к печатному слову. До такой степени не проявлял, что в свои тридцать лет и при своем капитанском звании до сих пор читал по слогам.
– Что там за книга? – спросил Иван Иванович, не потому, что было интересно, а просто так, с целью поддержания беседы.
– Книга заклинаний, – ответил Гена.
– Заклинаний? Откуда она у тебя?
– Приятель подогнал, – с гордостью сообщил Гена. – Сказал, она настоящая, старинная. Дядь Вань, можно я ее у тебя здесь пока оставлю? Мы с мужиками в баню собрались, не тащить же и ее с собой.
– Оставляй, – равнодушно позволил Иван Иванович.
Гена положил сверток на полку, затем немного поболтал с родственником, но поскольку дядя пребывал в мрачном расположении духа и не шел на контакт, Гена вскоре удалился.
Вновь оставшись в одиночестве, Иван Иванович накатил еще коньяка, после чего поднялся с кресла, взял сверток и бросил на свой стол. Развернул бумагу, и вытащил наружу большую черную книгу, сильно потрепанную и битую жизнью. Затем вновь сел в кресло и стал листать том, без особого интереса бегая глазами по строчкам.
Книга была написана от руки. Ее страницы пожелтели от страсти, во многих местах их украшали темные пятна, оставленные то ли жирными пальцами, то ли каплями какой-то жидкости.
Стараясь отвлечься от мрачных дум, Иван Иванович углубился в чтение. Книга оказалась забавной. В ней приводились наговоры и зелья на все случаи жизни, но в основном сводящиеся к исцелению различных недугов. Иван Иванович невольно заинтересовался. С недавних пор, на почве упорной борьбы за народное счастье, у него появились проблемы с потенцией, и ему стало любопытно – нет ли в книге какого-то рецепта по возврату былой мужской силы?
Сидя в полумраке своего кабинета, Иван Иванович увлеченно штудировал книгу. За окнами давно сгустилась ночная тьма. Иван Иванович зевал и непрерывно моргал – выпитый коньяк вызвал не опьянение, а приступ сонливости. Но народный избранник сопротивлялся ей. Книга захватила его. Он все быстрее перелистывал страницы, жадно пробегая глазами по строчкам. И так, незаметно, пролетело почти два часа.
Том почти был просмотрен, когда Иван Иванович вдруг обнаружил две слипшиеся страницы. Точнее говоря – не слипшиеся, а нарочно склеенные. Воспользовавшись ножницами, он разделил их. Затем раскрыл и стал читать. И чем дольше читал, тем больше округлялись его глаза. Наконец, он поднял взгляд от книги, провел ладонью по своим редким волосам, и пробормотал:
– Ну а что? А почему бы и нет? Что я теряю?
Иван Иванович всю жизнь был равнодушен к чертовщине, хотя всегда крестился на церковь и плевал через левое плечо, если черная кошка перебегала ему дорогу. Но сейчас, когда положение его стало отчаянным, он был готов ухватиться за любую соломинку, лишь бы та сохранила в неприкосновенности его стабильность. А завтрашний день, ни много ни мало, определит его дальнейшую судьбу. И когда еще решаться на отчаянные меры, как не в такие роковые минуты жизни?
Иван Иванович поднялся из-за стола, взял черную книгу, и вместе с нею покинул свой кабинет.
5
В сторожке, перед входом на кладбище, горел свет. Там нес свою вахту бессменный страж мертвых, старый пропойца Тихон. Он приходился Ивану Ивановичу дальним родственником, и был назначен мэром на эту непыльную должность. Никакой нужды в охране кладбища не было, на него никто не покушался, но Тихона ведь нужно было куда-то пристроить.
В этот вечер Тихон был непривычно трезв. Он едва успел расставить на столе все необходимое для одиночного ночного банкета – два пузыря самогона и банку соленых огурцов, когда увидел за окном свет фар подъехавшей к воротам кладбища машины. Поскольку в Задинске не существовало заведенного обычая посещать могилы после заката, Тихон, переборов лень, все-таки взял фонарь и выполз из своей конуры.
– Кто там, а? – крикнул он с порога. – Закрыто. Нельзя сюда.
Спустя секунду он услышал знакомый голос Ивана Ивановича.
– Это я, Тишка. Не шуми.
И действительно – в свет фонаря вступил собственной округлой персоной мэр города.
– Вань, а ты что тут делаешь в такой час? – удивился Тихон.
Иван Иванович странно покосился на родича, а затем произнес:
– Ты, вот что, Тишка, иди-ка обратно к себе. Только фонарь мне оставь. Я на кладбище зайду.
– Да на что тебе туда идти? – взволновался Тихон, встревожившись за своего родича и покровителя. – Ночь ведь, Вань. Ты перебрал, что ли? Езжай лучше до дома.
– Что лучше, то я сам знаю! – резко ответил Иван Иванович. – Давай-ка фонарь, а сам дуй в будку. И не высовывайся оттуда, пока я тебя не позову.
Перечить мэру Тихон не посмел. Он вручил Ивану Ивановичу свой фонарь, а сам послушно вернулся в сторожку. Вновь подсел к столу, наполнил стакан самогоном, поднял его, но пить не стал. Тревога зародилась в душе у Тихона. К добру ли принесло Ивана на кладбище среди ночи? Уж не задумал ли он чего?
Тихон решил отложить банкет и тихонько проследить за родичем. На тот случай, если тот действительно попытается сделать какую-нибудь глупость. Тихон хоть и был горьким пьяницей, но знал, чья рука его кормит. Если с мэром что-то случится, он мигом лишится своей непыльной работенки.
Таясь среди могил, Тихон стал пробираться вслед за Иваном Ивановичем. Делать это было нетрудно. За свою бытность сторожем Тихон изучил кладбище наизусть. К тому же Ивана Ивановича выдавал свет фонаря, мелькающий впереди, среди крестов и деревьев.
Тихон незаметно следовал за своим родичем, все больше недоумевая его странному поведению. Иван Иванович забрался в самый центр кладбища, туда, где располагались наиболее старые и заброшенные могилы. Там он остановился, затем положил книгу на ржавый металлический столик, раскрыл ее, и, подсвечивая себе фонариком, стал громко читать. Тихон притаился рядом и слушал. От первых же звуков голоса родича мороз пошел по коже сторожа. Жуткие и страшные слова звучали в ночи над могилами. Голос мэра, набрав силу, разносился по всему кладбищу. Тихон невольно перекрестился, не понимая, что происходит, но нутром чуя, что он стал свидетелем чего-то невообразимо зловещего. А Иван Иванович, знай себе, горланил заклинания. Время от времени он прерывал чтение, наклонялся, зачерпывал ладонью горсть земли, и бросал ее в разные стороны. Тихон, наблюдая
