Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
с буйной шевелюрой. Я отыскал лестницу, миновал две детские спальни, дышавшие молодым, здоровым сном. А около третьей спальни наткнулся на Стражницу.
— Я пришел с миром, — быстро сказал я, отступая перед предостерегающим шипением, клыками, когтями и яростью. — С миром!
Лежащая на пороге Венера Уайтблэк прижала уши, наградила меня очередной волной ненависти и тут же приняла классическую боевую позу.
— Осторожней, киска!
— Apage![40] — прошипела она, не меняя стойки. — Прочь! Ни один демон не переступит порога, на котором я лежу!
— Даже такой, — нетерпеливо бросил я, — который назовет тебя Диной?
Она вздрогнула.
— Уйди с дороги, — повторил я, — Дина, кошка Алисы Лидделл.
— Ваша милость? — неуверенно взглянула она на меня. — Здесь?
— Я хочу войти. Сдвинься с порога. Нет-нет, не уходи. Войди вместе со мной.
В комнатке, в соответствии с обычаями эпохи, стояло столько мебели, сколько удалось втиснуть. Стены и здесь были оклеены обоями с чудовищным цветочным мотивом. Над комодиком висела не очень удачная графика, изображающая, если верить подписи, некую мистрис Уэст в роли Дездемоны. А на кроватке лежала Алиса Лидделл без сознания, в поту и бледная как призрак. Она бредила так сильно, что в воздухе над ней я чуть ли не видел глазами воображения красные черепицы домика Зайца и слышал «Greensleeves».
— Они катались на лодке по Темзе, она, ее сестры и сэр Чарлз Лютвидж Доджсон. — Венера Уайтблэк упредила мой вопрос. — Алиса упала в воду, озябла, и у нее поднялась температура. Приходил врач, прописал разные лекарства, давали ей и из домашней аптечки. По невнимательности между лекарствами оказалась бутылочка лауданума[41]. И она ее выпила. С тех пор и лежит в таком вот состоянии.
Я задумался.
— А безответственный Чарлз, это тот мужчина с шевелюрой пианиста, что беседует с деканом Лидделлом? Проходя через гостиную, я воспринял излучаемые им мысли. Чувство вины.
— Да, это именно он. Друг дома. Преподаватель математики, но в остальном вполне приличный тип. И я не назвала бы его безответственным. Он не виноват в том, что произошло в лодке. Случай, от которого никто не застрахован.
— Он часто бывает рядом с Алисой?
— Часто. Она его любит. Он ее любит. Когда смотрит на нее, мурлычет. Придумывает и рассказывает малышке всяческие необыкновенные истории. Она это обожает.
— Ага, — пошевелил я ухом. — Необыкновенные истории. Фантазии. И лауданум. Ну, так мы на месте. Теперь понятно, откуда они растут. Впрочем, хватит об этом. Подумаем о девочке. Я желаю, чтобы она выздоровела. Да поскорее.
Кошка прищурила зеленые глаза и ощетинила усы, что у нас, котов, означает безбрежное изумление. Однако она быстро взяла себя в лапы. И смолчала. Она знала, что спрашивать о причинах моего желания было бы крупной бестактностью. Знала также, что я не ответил бы на такой вопрос. Ни один кот не отвечает на такие вопросы. Мы всегда делаем что хотим и не привыкли объясняться.
— Я желаю, — настойчиво повторил я, — чтобы болезнь покинула мисс Алису Лидделл.
Венера присела, поморгала, пошевелила ухом.
— Это ваше право, князь, — мягко сказала она. — Я… я могу только поблагодарить… за честь. Я люблю этого ребенка.
— Это не была честь. Так что не благодари, а берись за работу.
— Я? — Она чуть не подскочила от изумления. — Я должна ее лечить? Но это же обыкновенным кошкам запрещено! Я думала, что ваша милость соблаговолите сами… К тому же я не сумела бы…
— Во-первых, в мире нет обыкновенных кошек. Во-вторых, я могу нарушать любые запреты. Настоящим — нарушаю. Берись за дело.
— Но… — Венера не спускала с меня глаз, в которых вдруг появился испуг. — Но ведь… Если я вымурлыкаю из нее болезнь, тогда я…
— Да, — сказал я пренебрежительно. — Ты умрешь вместо нее.
«Ты, кажется, любишь эту девочку, — подумал я. — Так докажи свою любовь. Может быть, ты считала, что достаточно лежать у нее на коленях, мурлыкать и позволять себя гладить? Укрепляя тем самым всеобщее мнение, что кошки — лживые создания, что они привязываются не к людям, а исключительно к месту?»
Конечно, говорить такие банальности Венере Уайтблэк было ниже моего достоинства. И совершенно излишне. За мной стояло могущество авторитета. Единственного авторитета, который принимает кот. Венера тихо мяукнула, запрыгнула Алисе на грудь, принялась сильно перебирать лапками. Я слышал тихое потрескивание коготков, цепляющихся за дамасковую ткань одеяла. Отыскав нужное место, кошка улеглась и начала громко мурлыкать. Несмотря на явное отсутствие опыта, она делала это идеально. Я прямо-таки чувствовал, как с каждым мурлыком она вытягивает из больной то, что следовало вытянуть.
Разумеется, я ей не мешал. Следил за тем, чтобы не мешал никто другой. Оказалось, правильно делал.
Дверь тихо раскрылась, и в комнату вошел бледный брюнет, Чарлз Лютвидж или Лютвидж Чарлз, я запамятовал. Вошел, опустив голову, полный раскаяния и переполненный жалостью и виной. Тут же увидел лежащую на груди у Алисы Венеру Уайтблэк и сразу же решил, что есть на ком отыграться.
— Эй, ккк… кошка, — заикаясь, начал он. — Брысь! Слезай с кровати ннн… немедленно!
Он сделал два шага, глянул на кресло, на котором лежал я. И увидел меня — а может, не столько меня, сколько мою улыбку, висящую в воздухе. Не знаю, каким чудом, но увидел. И побледнел. Тряхнул головой. Протер глаза. Облизнул губы. А потом протянул ко мне руку.
— А-ну, тронь, — сказал я как можно слаще. — Только тронь меня, грубиян, и всю оставшуюся жизнь ты будешь вытирать нос протезом.
— Кккто ты тааакккой, — заикаясь, начал он. — Кккттто?
— Имя мне — легион, — равнодушно ответил я. — Для друзей я — Бредотиус, princeps potestatis aeris[42]. Я — один из тех, которые кружат, присматриваясь, quaerens quem devored[43]. На ваше счастье, охотимся мы в основном на мышей. Но на твоем месте я б не стал делать из этого поспешных и слишком далеко идущих выводов.
— Это н-н-н. — Он заикнулся, на этот раз так сильно, что у него чуть было глаза не вылезли из орбит. — Это нннеее…
— Возможно, возможно, — заверил я, по-прежнему улыбаясь белозубо и остроклыко. — Стой там, где стоишь, сведи активность до минимума, и я одарю тебя здоровьем. Parole d’honneur[44]. Ты понял, что я сказал, двуногий? Единственное, чем тебе разрешается шевелить, это веки и глазные яблоки. Позволяю также продолжать осторожно вдыхать и выдыхать.
— Нннооо…
— Болтать не позволяю. Замри и молчи, словно от этого зависит твоя жизнь. А она, кстати говоря, зависит.
Он понял. Стоял, потел в тишине, глядел на меня и интенсивно мыслил. Мысли у него были жутко
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
