Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Японии весной 2017 года их приравняли к обычным деньгам, а Австралии летом отменили двойное налогообложение при покупке криптовалют (НДС плюс налог на использование цифровой валюты). Наконец, в конце 2017 года Чикагская товарная биржа — крупнейшая товарно-сырьевая площадка в мире — начала торговлю фьючерсами на биткоин. «Мир в 1970-е годы не считал торговлю валютами полноценным финансовым инструментом. Я тоже проделал большой путь от неверия [в биткоин] до желания узнать больше. Мы превратим его в обычный инструмент торговли с правилами», — пообещал тогда почетный председатель площадки Лео Меламед[59].
Впрочем, до конца значение слова «блокчейн» не понимали даже те, кто вкладывался в криптовалюты на волне хайпа. Но первые попытки использования его в реальной, привычной жизни успокаивали: это не какая-то непонятная компьютерная сеть, а вполне работающий механизм, помогающий, например, обеспечить дополнительную безопасность транзакций. Microsoft и Bank of America Merrill Lynch еще в конце 2016 года заявили о совместном проекте по внедрению блокчейна в торговые операции. Примерно тогда же в Европарламенте задумались о том, поможет ли блокчейн перевести голосование в электронный формат.
На этой волне в криптовалюты стали осторожно вкладывать деньги и инвестиционные фонды, тем более что первый успешный пример такого рода вложений уже был: братья Уинклвоссы, несостоявшиеся владельцы Facebook, которые стали первыми официально известными криптомиллионерами. «На рынок криптовалют идет большая волна денег», — рассказывал тогда американский инвестор Майк Новограц. Он предрекал, что к концу 2018 года биткоин будет стоить $40 000, и ошибся с прогнозом всего на два года. Новограц разбогател в начале нулевых, символом чего стала покупка особняка самого Роберта Де Ниро за $12 млн, потом потерял часть состояния в кризис 2008 года, но совершил настоящий миллиардерский камбэк, вложив 20 % своих капиталов в биткоин и эфир.
Покупая растущие криптовалюты, люди думали, что с ними делать дальше. ICO выглядели логичным продолжением криптоинвестиций — так же как покупка акций считается логичным способом сохранить и увеличить накопления фиатных денег. Цифры лучше всего характеризуют масштаб «бума ICO»: если за весь 2016 год через этот механизм было привлечено $100 млн, то за первое полугодие 2017 года — уже $1 млрд, в десять раз больше.
На первом этапе эффективность ICO действительно поражала. Например, калифорнийский стартап Filecoin в августе 2017 года собрал более $200 млн за полчаса. Проект существовал с 2014 года: его авторы работали над децентрализованной системой хранения данных, в которой владельцы свободного пространства смогут сдавать его в аренду желающим за вознаграждение в виде криптовалюты. А чтобы одна сторона не обманула другую, все договоренности записываются в блокчейн.
Были и более впечатляющие рекорды вроде $4 млрд, собранных платформой по созданию приложений в блокчейне EOS, которая называла себя конкурентом сети Ethereum от Виталика Бутерина и даже признавалась некоторыми специалистами более удобной. В EOS вложил деньги один из основателей PayPal Питер Тиль, который тоже поверил в криптоэкономику и жалел только об одном — что не сделал этого раньше, когда биткоин стоил дешево.
На ICO выводились и проекты без сложных описаний со словом «блокчейн» или «децентрализованная платформа», суть которых понятна только специалистам. Среди таких проектов были и российские. В мае 2017 году стартап MobileGo собрал через ICO около $53 млн на платформу, с помощью которой можно было платить за игру криптовалютой. Основная команда разработчиков сидела в Белграде, но ключевую роль играли россияне — уроженцы Москвы, братья-близнецы Сергей и Максим Шоломы.
В конце 90-х они создали киберспортивную команду по игре в легендарную «стрелялку» Quake. Несколько лет их команда рвала всех на соревнованиях в России, а параллельно Сергей Шолом писал диссертацию по математике. От игр как спорта красивые и по-спортивному сложенные братья перешли к играм как бизнесу: в конце нулевых они создали игру в жанре славянского фэнтези «Фрагория», в которой можно было почувствовать себя Велесом, Святогором и Сварогом. В 2016 году братья увлеклись блокчейном.
Еще понятнее народу был проект IT-предпринимателя Дмитрия Мариничева, которого в 2014 году Владимир Путин назначил на малопонятную и мало на что влияющую должность «интернет-омбудсмена». Мариничев через ICO стал собирать деньги на свою Russian Mining Company, то есть на то, чтобы намайнить побольше криптовалюты и вывести на рынок еще одну — RMC. Кроме того, проект предусматривал строительство майнинговых ферм по всей стране и создание инновационного майнера на территории бывшего завода «Москвич» в столице. На помощь к себе Мариничев позвал легенду русского майнинга Алексея Демидова — того самого, который активно сотрудничал с Винником и Билюченко при запуске BTC-е. Концепция «собрать денег, чтобы заработать еще больше денег» оказалась понятна народу: ICO принесло Мариничеву в августе-сентябре 2017 года $43 млн. Правда, изначально он планировал привлечь $100 млн, но даже такой проект, максимально заточенный под прибыль «здесь и сейчас», к тому времени уже не вызвал ажиотажа.
Это была одна из примет времени: на ICO выходило так много стартапов, что выцепить из вороха красивых слов и обещаний что-то дельное становилось все сложнее. Только сколько-нибудь заметных проектов в том шумном году было около 350 штук[60]. ICO казались идеальной моделью для развития бизнеса: зачем лететь в Калифорнию и рассказывать, что такое биткоин, если можно придумать идею и название для токена, написать white paper со схематичной токеномикой (подробным обоснованием стоимости и экономики криптовалюты), позвать именитых советников (сразу два моих редактора по журналу РБК, где я тогда работал, числились как advisor в подобных проектах), собрать денег с нуля и попасть на обложку Forbes, в то время как твоя криптовалюта торгуется на криптобиржах?!
К тому же механизм ICO неизбежно манил к себе поклонников финансового творчества Сергея Мавроди. Дело не только в криптовалюте мавро, которую пытались запустить от его имени. Уже осенью 2017 года стало известно о первом деле о мошенничестве при проведении ICO. Выходец из Украины, полноватый мужчина в сером костюме, программист из Нью-Йорка Максим Заславский анонсировал сразу два криптовалютных проекта. Оба были явно рассчитаны на тех, кто что-то слышал о биткоине, но не доверял ему как активу, исходя из стандартной претензии: «А чем он обеспечен?»
Первую криптовалюту он назвал REcoin и заявил инвесторам, что она обеспечена вложениями в недвижимость развивающихся стран. Вторую — Diamond Reserve Coin: ее капитализацию, по его заверениям, составляли бриллианты из якутских алмазов. Доверчивые инвесторы перечислили ему сумму $300 тыс., однако в реальности никаких активов за этим альткоинами не стояло. Им еще повезло: счета Заславского были оперативно заморожены, а сам он впоследствии был приговорен к полутора годам реального срока.
Похмелье после «бума ICO» наступило быстро: весной
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
