выкатила свои круглые глаза на пол-лица, а пошедшая пятнами Дахён уже, похоже, готовилась помирать в муках в прямом эфире.
— Мы приучаем наших детей к острой пище, искренне желая сделать их настоящими патриотами, но на самом деле мы делаем всё, чтобы они с высокой вероятностью не дожили даже до шестидесяти лет. И в чём же здесь, скажите мне, патриотизм? Где здесь любовь к своей стране? Умереть, не дождавшись взросления внуков из-за любви к вонючей капусте? Нет, спасибо, я в этом не участвую. И не надо больше приставать ко мне с этой кимчхи! Я планирую прожить долгую жизнь и тихо умереть от старости, а не от невыносимых болей в желудке, когда нельзя уже ничего есть и пить. Перефразируя известный лозунг, я говорю: "Make life, not kimchi".
Мама дорогая, вот это меня растащило так растащило! Сам не ожидал, что выдам подобный антикапустный спич. Я, конечно, здорово сгустил краски, особенно со статистикой, да и не совсем справедливо свалил все беды на кимчхи, но так уж вышло… Если речь идёт о жизни и смерти, не грех и приврать, я так думаю.
Шоу на этом почти сразу завершилось. Ведущий и прочие участники расходились молча, с опаской поглядывая то на меня, то на заставленный нетронутой едой стол. Даже не знаю, что потом с ней сделали. Мой жуткий лозунг незримо летал над студией, заражая выставленные яства пугающим вирусом раннего умирания. Бедолагу Дахён увели под руки Мина и Сана.
* * *
Самое жуткое, между тем, случилось позже. И это жуткое было прямым следствием моей яростно-обличительной речи.
Спустившись следующим утром на первый этаж, я увидел совершенно пустой зал, никем не занятые столики и печальные мамины глаза. Да уж, натворил дел. Хорошо, что СунОк с утра пораньше убежала на встречу с подружками, а не то случилась бы у нас ещё одна драка с обвинениями во всех грехах.
Весело начинается воскресенье, подумал я. Однако этих завсегдатаев нашего кафе тоже не поймёшь: мы же не только кимчхи здесь подаём, его-то как раз не так уж и много, в основном мясо во всех видах, рис, овощи, рыба… Блин, знал бы, лучше бы отравился насмерть какой-нибудь мерзостью на шоу, чем вот так краснеть под маминым укоризненным взглядом.
Но и это были ещё цветочки. Самая жесть началась потом, когда я отправился по магазинам, решив на свою беду прикупить кое-что из предметов первой необходимости. Неприятности подстерегли меня на выходе из торгового центра.
— Это же ты! — сердито воскликнул какой-то незнакомый пузатый дядечка, едва не ткнув мне пальцем в грудь.
— Нет, вы ошиблись, — тут же среагировал я, поглубже натягивая бейсболку на глаза. — Это вовсе не я. Это совсем другая девушка.
— Я тебя узнал, негодяйка! — мой шутливый тон похоже его только сильнее разозлил. — Ты — враг корейского народа!
— С чего бы это? — удивился я и на всякий случай отступил от него подальше.
— Ты против кимчхи. Ты сама призналась в этом на вчерашнем шоу. Поэтому тебя надо хорошенько наказать.
Он шагнул ко мне и, наверное, в самом деле попытался бы меня как-то шлёпнуть или ударить, но я от него просто убежал. Правда, недалеко. У злого дядечки имелись единомышленники… Впрочем, я бы назвал их сообщниками. Потому что это не дело вот так нападать на молодую девушку и гнать её, выкрикивая всякие обидные слова. Маньяки какие-то, честное слово. Если вам не приходилось убегать от преследователей на многолюдных улицах, то я от всего сердца не советую приобретать такой отрицательный опыт.
Их было поначалу человек пять, но когда я, едва не сбив какую-то ачжуму на очередном повороте, оглянулся, то мне поплохело. За мной бежали уже, наверное, около двадцати мужчин и женщин с пугающе искажёнными гневом лицами. "На зомби похожи. Догонят — точно разорвут на тысячу маленьких юнмят", — подумал я и припустил ещё быстрее.
А толпа моих ненавистников увеличивалась с каждой минутой. "Что происходит?" — спрашивали у бегущих людей удивлённые прохожие и, получив ответ, что все пытаются догнать ту самую ЮнМи, тут же с готовностью присоединялись к погоне. Вскоре за мной бежала уже чуть ли не половина района Мёндон — так мне казалось с перепугу.
"Она против кимчхи!!!" — взлетал над Сеулом многоголосый крик, и от этого крика у меня душа буквально проваливалась в пятки.
— "Вы придурки! У вас у всех квашеная капуста вместо мозгов!" — хотелось крикнуть в ответ, но я боялся сбить дыхание и потому бежал молча.
Забег мой продолжался недолго, минуты от силы две, а потом в одном из переулков дорогу мне преградила какая-то девица. Она стояла широко расставив ноги и растопырив по сторонам руки. Это была сестра. И не успел я обрадоваться, как она завопила во весь голос:
— Вот она! Я её задержу! Хватайте её, пока она не убежала!
— Онни, ты что, с дуба рухнула? — воскликнул я, не веря тому, что услышал. — Опять сочжу, что ли, перепила в своём алконарии? Это же я — ЮнМи!
— Лови её! — вновь кровожадно заорала СунОк, и толпа с радостью подхватила её вопль:
— Держи ёё! Ищи её! Свищи её!
— "Чёрт, — подумал я, с трудом отпихивая сбрендившую сеструху и опять пускаясь в бега. — Где-то я это уже слышал. Но, однако, что за трэш творится, что за бред? Все словно с ума посходили, но это ведь не может быть правдой."
Спастись мне не удалось. Заскочив в какой-то переулок, я к ужасу своему обнаружил, что он кончается тупиком. Тут же набежали преследователи, грубо схватили меня, подняли и куда-то поволокли, радостно гогоча.
— Сюда её несите! — командовала СунОк, и голос её заглушал рёв толпы. — Засунем её в контейнер!
— В контейнер! В контейнер! — с восторгом подхватили сотни голосов. — Там ей самое место!
Кто-то уже поднял крышку у ближайшего контейнера, меня подтащили поближе и сунули внутрь вниз головой в мусор, точнее, в отходы. Ещё точнее — в огромную груду недоеденной кимчхи, которую сваливали сюда
