Но ее вдруг охватила такая тоска, что она не проронила ни слова до самого острова.
Полчаса спустя она уже беседовала с Элси в бизнес-центре.
— Как у тебя дела?
Элси улыбнулась:
— Получше. Джимми наконец начал понимать, что творил с Кэтлин. Нет, мы не собираемся сходиться, не думаю, что он когда-нибудь избавится от своего эгоизма и легкомыслия, но по крайней мере он предложил мне достаточно денег, чтобы я смогла купить дом в деревне, и признал, что Кэтлин сейчас лучше жить со мной.
— А что Кэтлин?
— Ей нравится жить в деревне. Теперь, когда Джимми оставил свою затею похитить ее, она стала спокойнее. Они каждую неделю говорят по телефону, а на следующее лето мы собираемся лететь к нему. — Она вопросительно взглянула на Мэриэл. — На Джимми произвел сильное впечатление мужчина, сбивший его с ног. Он привык быть самым сильным, самым крутым в округе, и то, что мистер Ли так легко сумел одержать победу, его поразило. Ты с ним сейчас видишься?
— Нет, — ответила Мэриэл и поспешила добавить: — Я очень рада, что у тебя все наладилось.
— Жизнь, безусловно, радует меня больше, чем раньше! — нахмурилась Элси, опустив взгляд на свой стол. — Да, кстати, для тебя сообщение от Лиз Джерман. Она хочет, чтобы ты зашла к ней, как только приедешь.
— Хорошо. Я вернусь попозже, и ты мне скажешь, что нужно делать.
Мэриэл подошла к кабинету, когда из него выходила Лиз Джерман.
— О, здравствуйте, — поздоровалась Лиз, бросив на нее проницательный взгляд. — Извините, у меня неожиданно возникли дела, но это ненадолго. Проходите и подождите меня, пожалуйста.
— Конечно.
Повернув ручку, Мэриэл открыла дверь.
И в следующую же секунду стало ясно, что ее уверенность в себе была не более чем бравадой. В кабинете ее ждал Николас.
Мэриэл, словно слепая, попятилась назад, рука нащупывала за спиной дверную ручку.
— Нет, — сказал он властно, не допускающим возражения тоном, — на этот раз тебе не удастся ни сбежать, ни вынудить меня уйти.
Мэриэл произнесла первое, что пришло в голову:
— В прошлый раз, когда я отказалась сюда приехать, тоже был ты?
— Да, — он прищурился. — Мне было совсем не просто вызвать тебя, и я разозлился, когда ты струсила.
— Я не струсила. У меня уже был заказ, черт возьми!
— Правда? — равнодушно произнес Николас. — Ну что ж, это не так уж существенно. Сейчас мы здесь. Мне пришлось долго уговаривать мисс Джерман позволить через отель пригласить тебя, а потом повторять все сначала. Она и сейчас не уверена, что поступает правильно. — Голос его звучал буднично.
Напряженно, с застывшим лицом, таким, что оно казалось ей деревянным, Мэриэл прошла в кабинет.
Он совсем не изменился, подумала Мэриэл, стараясь не смотреть на него. В полном отчаянии она пыталась взять себя в руки, но потерпела унизительное поражение.
С насмешливым, не выдающим чувств видом Николас сказал:
— Входите, мисс Джерман, Мэриэл подтвердит вам, что она вне опасности.
— Я бы хотела услышать это от нее, — язвительно бросила Лиз, послав еще один испытующий взгляд Мэриэл.
Та подтвердила:
— Все в порядке, мисс Джерман. Он не маньяк-убийца и не так уж и опасен.
— Вы уверены? — спросила управляющая не слишком любезно. — Человек, которому удалось втянуть меня в такую авантюру, не может не представлять опасности. Вы хотите, чтобы он здесь оставался?
— Да, — ответила Мэриэл, понимая, что разговора все равно не избежать. Николас излучал такую жизненную силу и целеустремленность, что ее воля совсем ослабела.
— Тогда мы освободим ваш кабинет, мисс Джерман, — галантно предложил Николас. — Мы можем пойти в мою комнату, если, конечно, ты не предпочитаешь встречу на нейтральной территории.
— Твой номер меня устроит, — напряженно ответила Мэриэл.
Они молча поднялись на его этаж и миновали коридор. Так же молча она прошла мимо него в комнату.
Николас принес ей минералки, подождал, пока она утолит жажду, затем попросил:
— Расскажи, как тебе жилось в Новой Зеландии после смерти родителей.
Расплескивая воду, она поставила стакан на стол.
— Зачем?
— Надо же с чего-то начать, — объяснил он. — Я считаю это необходимым.
Она возмущенно вспыхнула.
— Опять психология по Поупу?
— Прекрати попытки меня разозлить, — невозмутимо сказал он.
Прикусив губу, Мэриэл сдалась. В конце концов, чем быстрее все это кончится, тем быстрее она уедет.
— Мне было плохо, — начала она без выражения. — Откуда-то все узнали, кто я, хотя моя тетя сменила мне имя. Мне отравляли жизнь, а я была до глупого ранимой.
— А твоя тетя? Как она относилась к тому, что ей пришлось тебя воспитывать?
Из прошлого донеслись постоянные жалобы ее тети: «Если бы не ты, я бы заняла свое место — на самом верху. Ты и твои родители испортили мне жизнь…»
— Она меня обвиняла, — сказала Мэриэл, поежившись. — Ну, в основном, конечно, моих родителей, но им она не могла высказать своих претензий и потому все высказывала мне.
— И каждая детская шалость приводила к разговорам о твоих родителях, каждая подмеченная черта характера рассматривалась как начало гибельного и разрушительного падения.
Казалось, он цитирует. Мэриэл устало спросила:
— Откуда ты знаешь?
— Я поехал туда и стал расспрашивать. И миссис Рейли рассказала, что не знала ребенка печальней тебя.
Вспомнив эту доброжелательную, всегда ласковую женщину, которая при каждой возможности старалась с ней поговорить, Мэриэл почувствовала, как глаза наполнились неуместными слезами. Проглотив комок в горле, она сказала:
— Да, миссис Рейли была добра ко мне. — И удивленно спросила: — Зачем ты туда ездил? Мое детство тебя не касается.
— Я так не считаю, — тихо ответил Николас. — Ты годами верила, что родители превратили тебя в изгоя. Судя по всему, твоя тетя последний человек, которому можно доверить умного, растерянного, убитого горем ребенка. Благодаря ей ты выросла в твердом убеждении, что не достойна любви. Могу поспорить: всему, что тебе удалось в себе воспитать, ты обязана собственным способностям. Затем ты встретила Дэвида Сентклера, и благодарность затмила твой разум.
— Благодарность?
— А как еще можно это назвать, Мэриэл? — В его голосе слышался холодный вызов. — Ты слишком умна, чтобы любить мужчину, который позволил устаревшим представлениям своей семьи диктовать себе выбор жены, если бы не твой комплекс неполноценности и чувство, что ты не заслуживаешь любви. Ты восхищалась им, но более всего была ему благодарна за то, что он полюбил тебя.
