я опять предоставил право первого удара Торгану. И снова ушёл от удара. Сломанное ребро тут же напомнило о себе дикой болью. Я едва не потерял сознание и, балансируя на грани забытья и яви, перехватил руку нападающего и дёрнул на себя, одновременно подсекая. Передняя подножка – наверное, лучший вариант сейчас для меня. Ибо на бросок ни сил, ни возможностей уже не осталось, а этот приём использовал инерцию движения противника.
Но уронить – мало! Сейчас или никогда! Я, не выпуская руки Торгана, тут же повалился рядом, перпендикулярно противнику. Заправил одну ногу ему под бок, а вторую перекинул поперёк горла и пошёл на рычаг локтя. Болевой. Я, честно, не представлял, что буду делать дальше, если зелёный воин не сдастся, а предпочтёт «потерять» руку.
Я не сразу осознал, что визги орков стихли, и мы после громогласного «уи!» боремся в бьющей по ушам тишине. Только сопение Торгана, его хрип, затем хруст и крик боли.
– Да сдавайся ты уже наконец! Пока все конечности тебе не повыдёргивал! – отчаянно завопил и я рядом.
Так мне тогда показалось. Позже Лалвен мне сказала, что для остальных – я лишь хрипел да булькал.
Я балансировал на грани, поэтому так и не понял – прокричал что-то Торган, или мне лишь показалось от большого желания. Только всё так же продолжал выворачивать сустав руки орка. Из глаз у меня самого текло от боли, а окружение мутилось и тонуло в туманной дымке. Все звуки и события стали нереальными, отдалёнными и чуждыми мне. Жили сами по себе.
А затем ко мне подскочило что-то большое и зелёное. Удар в лицо погрузил мой разум в благословенную тьму. В то место, где нет тревог и боли.
* * *
Тёмный сад с мёртвыми, тянущими к небу искорёженные сухие руки-ветки деревьями. Безжизненная серая трава, рассыпающаяся в прах при касании. Три луны на небосклоне: белая, красная и бездонно-тёмная, будто чёрная дыра.
Вот то место, где я очутился, когда утратил себя.
Недалеко возвышался большой дом. Два этажа. С виду – крепкий, но такой же бесцветно серый, как и всё окружение. Вру. Кроме красной луны в этом месте оказалось ещё одно живое создание.
Блеклый куст с кровавыми лепестками роз. Их нельзя было не заметить на всеобщем сером фоне. А рядом с цветами сгорбилась фигура в чёрном балахоне. Она медленно обернулась, и на меня уставились пустые провалы глазниц на белом лице.
Белом?
На меня смотрел череп!
Скелет поднял руку и поманил костлявым пальцем к себе.
– Подойди, путник, – услышал я и попытался сделать шаг назад – уж больно пугал меня этот балахонщик.
Но тщетно! Я будто в стену упёрся.
– О, не трудись – это бесполезно! Ты в конце пути. Осталось сделать лишь последний шаг. И он – только вперёд! – сообщил мне скелет. – Сколько верёвочка не вейся...
– Ты кто? – смутная тревога сжала моё сердце в тиски, а попытка шагнуть в сторону тоже не увенчалась успехом.
– Я? Мне не нравится моё первоначальное имя. Поэтому назовусь просто – старухой.
– Эм... Бабушка, а где это мы? Неужто в загробном мире?
– Ха-ха-ха! Загробном! Насмешил! – рассмеялся скелет. – Если бы гроб был отправной точкой сюда, то сколько бы живности проскочило мимо! Хе-хе! Нет, сей мир не загробный! Я бы назвала его утробным. Откуда всё рождается – туда и возвращается! Видишь, тут три луны. Три выхода. Три новых начала. Белая – ведёт в райские кущи, красная – в пыточные бесов. Но не я выбираю – кого и куда. Там, в доме, – Судия. А я – лишь привратник, чтобы не пустить случайных и недостойных.
– А? В Библии немного не так, – вырвалось у меня.
Никаких сомнений не оставалось – я заметил на пожухлой мёртвой траве возле ног старухи косу. И если мои познания не врут, то с косой я могу идентифицировать только одну печально известную мифическую личность.
Да, именно её. А Старуха... Не второе ли имя?
– В Библии, – улыбнулась, я полагаю, черепушка. – Библия – для людей. А всё это, – старуха обвела рукой окрестности, – для уже... не людей. Ну же, смелее! Сделай шаг!
«А почему нет? Выбора-то тоже нет».
Я ступил вперёд и сразу же оказался перед розовым кустом. Мгновенно. Перенёсся, минуя всё разделяющее нас пространство. Розы приковывали взгляд и манили, но их окружали серые малозаметные на общем фоне шипы.
Смерть молчала.
А я.
Тоже не проронив ни звука.
Протянул вперёд руку.
И аккуратно.
Будто передо мной оказалась бесценная драгоценность.
Священный Грааль.
Коснулся красного цветка.
– О! Ты смог! – удивилась старуха. – Не укололся! Ха! Как я давно этого ждала...
Я даже не заметил, в какой момент коса оказалась у неё в руках.
– Вне очереди не пускаю! – заявила старуха и...
Взмах – и моя голова отправилась в свободное плавание. Как мне показалось сначала. Но нет, она кубарем летела вверх, всё вертелось. Неизменным оставалось только одно – чёрная луна приближалась. Или я приближался к ней.
Да, я не исчез, а продолжал воспринимать окружающую сюрреалистическую действительность. Я видел, слышал, соображал.
И вот, когда тёмная луна заняла собой почти всё пространство, Смерть отсалютовала мне:
– Бывай! Ещё увидимся!
А затем чёрная дыра засосала меня.
* * *
Я снова окунулся в Ничто. А чуть спустя – или ни чуть, ведь время шло здесь как-то иначе – пред моими глазами стремительно понеслись события из уже свершившегося. С моим участием и одновременно – без него.
Я видел всё со стороны, будто смотрел кино.
Мы с Торганом лежим на земле. Из моей груди торчит кость – осколок ребра. Бледные губы пускают кровавую пену. В общем, ничего многообещающего или хотя бы утешительного. Однако с упёртым остервенением я выворачиваю руку орку.
Хруст и вопль зеленокожего.
– Хорошо! Ты победил! Отпусти! – закричал Торган.
Но я, похоже, уже плохо воспринимал окружающее, с отчаянием безумца давя на руку оппонента.
Кто-то из орков подскочил к дерущимся и с размаху двинул ногой мне в челюсть. И тут началось!
Лалвен и Тигра одновременно бросились на обидчика. Он остался жив, но лишь чудом не распрощался с возможностью радоваться потомству. А дальше зелёная банда кинулась на помощь товарищу.
И понеслась!
– Кто не любит свалочки? Свалку! Любят! Все! – ринулся в кучу малу и бронегном, оставив
