А что, если…
И как только громыхание посуды поравнялось с ее дверью, Любовь Игоревна закричала. Сначала тихо. Потом все громче и громче. И по суете в коридоре поняла, что ее услышали. Загремели ключи в замочной скважине, дверь открылась.
– Господи, кто это?! – ахнула какая-то женщина. – Как вы здесь оказались? Это же бывшая ординаторская. Она под ремонт оставлена. И в ремнях… Иван Сергеевич! Иван Сергеевич, сюда!..
Потом было много суеты и слез. Ее слез. Когда она поняла, что спасена. Что главный врач, явившийся из отпуска, даже не подозревал еще об одном пациенте. Нелегальном! И не пациенте, а буквально пленнике. Пленнице! Он только вернулся из отпуска и еще толком не разобрался в бумагах. Даже не смотрел истории болезней. А его никто не предупредил. Заведующий отделением на выходном.
Так он надрывался в телефонную трубку, расхаживая по бывшей ординаторской, где Любови Игоревне уже ставили капельницу и меняли белье и одежду.
Потом он схватился за голову и простонал:
– Вы, оказывается, официально числитесь как без вести пропавшая! Вас полиция который день ищет. Фотографии волонтеры раздают на каждом углу. Боже, вот это выход из отпуска! Теперь начнется: проверка за проверкой! Я сам на скамью подсудимых этих гадов посажу. Вот это коллеги! Сам посажу! Теперь начнется!..
Ничего страшного для нее лично не началось. Началось настоящее счастье, потому что приехала Лариса с Глебом, который, как выяснилось, сопровождал ее повсюду в поисках. Они даже слушать не захотели о том, чтобы оставить пациентку под капельницей в пансионате хотя бы еще на сутки.
– Домой. Только домой, – сурово сводила брови Лариса, а губы ее предательски дрожали.
И она еле сдерживалась, чтобы не наорать на бедного главврача, проглядевшего среди своего персонала преступников и проглядевшего историю болезни еще одного пациента. И на Глеба, который постоянно суетился и пытался угодить не столько своей бедной престарелой родственнице, сколько самой Ларисе. И видно было, что он в нее влюблен. И готов терпеть даже ее крутой нрав и колкости, которыми она сыпала всю дорогу, пока они ехали в город.
В квартире, куда ее доставили в инвалидном кресле, было тепло и чисто. Пахло едой.
– Отопление включили, пока вас не было, – доложила Лариса и повезла ее в кресле в спальню. – Ваша горничная из загородного дома приезжала. Навела порядок. Приготовила еды.
– Что именно приготовила?
– Ваш любимый луковый суп и…
– Так зачем же ты меня в койку тащишь, Ларочка? – шутливо возмутилась Любовь Игоревна. – Вези меня в кухню. Будем обедать…
Глеб с Ларисой быстро накрыли на стол. Любовь Игоревна потребовала достать вишневой наливки из резного буфета.
– Берегу для особых случаев, – пояснила она Глебу, который налил им по рюмке. – Сейчас как раз такой случай!
– Еще бы! – подхватил он, глядя на нее виновато и восхищенно одновременно. – Вы настоящий боец! Эта рюмка за вас! Мы бы нашли вас, непременно нашли. Но днем позже. Мы уже вышли на этот пансионат по номеру машины. Это был служебный автомобиль Макса. И Лариса хлопотала о разрешении на посещение. А вы сами… Просто восторг, а не женщина!
Тему Григория, которого взяли под стражу вместе с его дружками, никто не поднимал. Она была под запретом.
– Но мы бы все равно нашли вас, Любовь Игоревна, – повторил Глеб.
– Не это главное, – улыбнулась она ему в ответ и, похлопав по руке, кивнула в сторону притихшей Ларисы. – Главное, что в результате этих поисков вы нашли друг друга.
– Да! – с чувством выпалил он. – И это тоже!
– Но, Лариса… – Любовь Игоревна подмигнула своей соседке и взяла в руки ложку. – Ты помнишь, да? Перца не должно быть много. Нюанс! Иначе все испортишь…
Людмила Мартова
Вальс-бостон
Влажный прохладный воздух приятно холодил грудь. Бегать в такую погоду – одно удовольствие: уже не жарко, еще не холодно. Плюс двенадцать. Да и красота вокруг – глаз не оторвать. Золотую осень в старинном московском парке Митя любил особенно. Осень вообще была его любимым временем года, когда мир вокруг замедлялся, словно готовясь впасть в спячку.
В прошлом оставалась жаркая летняя суета, когда хотелось все успеть, длинные, почти белые ночи, лишающие сна и заставляющие мечтать и томиться по чему-то несбыточному. Весной и летом ему хотелось влюбиться, сильно, до дрожи в ногах, хотя уж что-что, а этого он себе позволить никак не мог. Чемпион России по спортивным бальным танцам в европейской программе, почти что чемпион Европы. Слишком многое поставлено на кон, так что ногам дрожать точно нельзя. Такое томление духа Дмитрий Фриш испытывал каждый год где-то с середины апреля по начало августа, а потом ничего, отпускало.
Зиму он, впрочем, не любил, потому что белое безмолвие не давало никакого простора фантазии, навевая мысли о неизбежной смерти. А вот золотая осень с ее буйством красок ложилась на душу целительным бальзамом. Еще не холодно, уже не жарко. В том числе в душе и мыслях.
В Измайловском парке он для поддержки спортивной формы бегал в любую погоду, даже в морозы, а вот спокойное удовольствие от пробежки получал только пару месяцев в году, ранней осенью. Вот и сейчас он размеренно бежал по дорожке, находящейся чуть в стороне от людского потока, и любовался переходами цвета – от багряного к золотому, от зеленого к оранжевому и снова к багряному с чуть заметными лиловыми вкраплениями, слушал шорох листьев под ногами и думал о том, что жизнь была бы совершенно прекрасна, если бы не зловредная Клавка.
Вообще-то Клавка много лет назад потребовала от всех, чтобы ее звали исключительно Клодией, но к этой ее блажи Митя относился снисходительно. Сочетание французского имени с русской фамилией звучало смешно. Но спорить с Клавкой с детства было себе дороже, поэтому он со смирением воспринимал их стоящие рядом в конкурсной программе имена: Клодия Подхомутова и Дмитрий Фриш. Пусть, если Клавке так хочется.
Клодия, числившаяся по паспорту, разумеется, Клавдией, была его партнершей по танцам. В пару их поставили, когда им было лет по семь, и с тех пор они так и не расставались, покоряя одну танцевальную вершину за другой. На последнем чемпионате Европы они заняли третье место, и Митя искренне надеялся, что в следующем году им удастся завоевать вершину престижного пьедестала. Пока же они с Клавкой готовились к танцевальному турниру «Осенняя Москва», на котором намеревались, разумеется, победить. А как же иначе!
До фестиваля оставалось три дня, а Клавка пропала. Вот уже вторые сутки эта зараза не отвечала на его звонки, точнее, ее телефон был вне зоны действия сети. Конечно, подобные эскапады для его партнерши были делом обычным. Примерно раз в год она впадала в очередное буйство любви, в связи с чем могла оказаться на каких-нибудь Сейшелах или Карибах. Страстные романы у Клодии Подхомутовой случались только с теми мужчинами, которые могли себе позволить и Сейшелы, и Карибы, и какое-нибудь «Картье» в придачу.
