Она так резко отпустила меня, что я отлетела к стене, больно ударившись спиной. Обвинения и проклятия сыплются, как из рога изобилия. Меня трясет так, что я не могу и шага ступить, так и стою, прижавшись к стене, только она дает мне опору. В горле ком, распустил шипы и не дает слова сказать в оправдание любимого мужчины.
Что я здесь делаю? Бежать! Собрать все силы и бежать от злых слов той, что родила меня, не хочу слушать ее проклятий. Пусть делает, что хочет. Пусть остается наедине со своей ненавистью…
Глубоко вздохнув, я отталкиваюсь от стены, вылетаю в прихожую, хватаю с вешалки куртку, и бегу прочь из этой обители зла. Всё! Не могу больше! Не хочу больше! Нет у меня больше матери!
Сначала я просто быстро шла, не разбирая дороги. Только когда начал лить холодный дождь, и я вымокла за минуту, очнулась, поняв, что иду к деду. Напрямик, через поле не решилась пробираться, там черная земля, развезло, наверное, тропинку. Припустила бегом по шоссе, под хлесткими холодными струями. Сегодня суббота, дед должен баню топить, согреюсь хоть быстро. Я не звонила ему, что мама сбежала, да и она тоже вряд ли доложила своему отцу о побеге, иначе он уже был бы у нее давно.
Через двадцать минут бежать сил уже нет, продрогла до костей, еле бреду, согнувшись, накинув на голову мокрый насквозь капюшон. Такое равнодушие окутывает сознание, хочется сесть на обочине дороги и сидеть просто. Или лежать. Я долго борюсь с искушением, если сяду отдохнуть, то уже вряд ли встану. Машины проносятся мимо, даже нет сил поднять руку и остановить попутку. Да и не так далеко уже, половину пути прошла.
Чтобы совсем не отчаяться, вспоминаю Сашу, наши встречи, его согревающую улыбку. И сразу шаг бодрее, ради него хочется жить. Он, наверное уже далеко, больше половины проехал. Милый, родной… И все гадкие слова матери тают, при воспоминании любимого лица. Люди меняются. Их обстоятельства меняют. Как Сашу.
Онемевшими губами шепчу любимое имя. Так легче. Он будто рядом. Слышу его голос. Бреду, закрыв глаза, улыбаюсь. Вдруг меня кто-то хватает, треплет за плечи. Потом подхватывает на руки и несет куда-то. Тепло окутывает меня, знакомый аромат. Меня везут куда-то, чувствую движение, но все-равно, не хочу открывать глаза, боюсь, что пропадет его голос, запах и ощущение, что любимый рядом. Сил нет. Кажется, я сплю…
Глава 38
Сашка
Я уехал, но душа не на месте, и чем больше километров отсчитывал спидометр, тем тревожнее мне становилось. Не выдержал, остановился, проехав с полчаса. Будто канатом держит.
— Шур, я не приеду, — тяжело вздохнув, заявляю шефу в мобильник, надеясь на его понимание. — У Алёнки проблемы в семье, не могу ее бросить.
— Да ладно, справимся. Я просмотрел материал, вполне годно для эфира. Если что, то сам переозвучу, у нас с тобой голоса похожи. Спасай свою девчонку!
Мне будто пинка под зад дали, резво развернул тачку и помчался в обратную сторону. Дождь втопил, дворники не успевают смахивать воду со стекла. Километры отмотались незаметно, вот уже взлетаю на четвертый этаж, вскидываю руку, чтобы нажать на кнопку звонка и вижу, щель в проеме входной двери. Странно, я точно помню, что Алёнка закрывала за мной, на замок. Может снова ее матери плохо, и врачей ждут?
Токаю дверь, вхожу в квартиру, собираясь позвать девушку, но слышу вой из спальни больной. Неужели скончалась и Алена уже оплакивает ее?
Но Алены нет, а воет ее мать, уткнувшись в подушку. Она не слышит, что я вошел. Пробегаюсь по комнатам, Алены нет, и куртка ее на вешалке не висит. Неужели мать снова ее выгнала.
— Где Алёна? — рявкаю на ее мать, та вздрагивает и удивленно пялится на меня. — Куда она ушла?
— Откуда мне знать? — шипит привидение на кровати, но мне не жаль эту женщину. Она все нервы вымотала моей синеглазке. — Я не просила приезжать! Пошли все вон!
Я прохожу в комнату, у окна стул стоит, резко отодвигаю его, нарочно создавая шум. Я не собираюсь сюсюкаться со стервой, которая не достойна носить звание матери.
— Слушай внимательно, — произношу твердо и уверенно, глядя прямо в глаза женщине. — Если с Алёной случится что-то, то ты пожалеешь. Выкину к хренам все лекарства, которые ты украла, имею право, я заплатил за них. Доживешь свои дни в мучениях, как того заслуживаешь. Где Алёна?
Моя грубость успокаивает мегеру, она отодвигается к стене, прикрываясь подушкой, с опаской поглядывая на стол, где свалены коробки с лекарствами и шприцы.
— Мы поссорились, и она ушла, — быстро произносит и закрывает глаза.
— Алена — это самое лучшее, что случилось в твоей жизни. Это самый чистый человек, из всех людей, которых я встречал в своей жизни. И я за нее горло перегрызу. Ты радоваться должна, что она есть у тебя. А ты не ценишь, нервы ей мотаешь. Девчонка угробляется на двух работах, о себе забывает, только чтобы жизнь тебе продлить, а ты этого не ценишь. Больше ты ее не увидишь, я не позволю мучить мою Аленку.
— Я ее не просила…
— А ее не нужно просить. Она для любимых людей все сделает, что может. И даже что не может. Но тебя больше нет в списке ее любимых людей.
Ухожу, хлопнув дверью. Эта тетка ни грамма уважения не заслуживает, не понимаю, почему Аленка так ее опекает. Хотя да, мать все-таки. У меня приемная мать, и то любит меня в сто раз больше, чем эта… даже не знаю, как назвать ее. Если я и был излишне груб, прощения просить не собираюсь. Обойдется.
Дождь усилился, я уже жалею, что потратил целых десять минут на эту особу. Но теперь знаю, что сиделка справится, если не будет церемониться с ней и потакать капризам. Завтра позвоню Гриню, попрошу отправить медсестру на такси, дам адрес, и сам встречу ее здесь, дам распоряжения, заодно и заплачу. Денег не пожалею. А Алену увезу сразу в город, нечего ей здесь делать.
Еду в деревню, надеясь, что моя девочка уже пьет горячий чай в теплом доме у деда. Из-за ледяного ливня видимость плохая, но я замечаю одинокую сгорбленную фигурку на обочине, которая еле передвигает ноги. Алена!
Она даже не слышит меня, пытаюсь растормошить ее, но она только улыбается и не может открыть глаза. Улыбка будто примерзла к ее губам. Она почти без сознания, обмякает в моих руках. Маленькая моя!
Устраивая ее на переднем сидении, лихорадочно вспоминаю, что делать в такой ситуации. Укрываю ее своей курткой, включая печку на полную и пытаюсь напоить горячим кофе, который час назад она же мне и наливала в термос. Аленка делает пару глотков и смыкает губы так, что все льется мимо. Она откидывается на спинку кресла и замирает. Мне хочется рыдать от бессилия. Я боюсь потерять мою синеглазку!
Мчусь в деревню, даже не смотрю на спидометр. Там дед, он поможет, я знаю. Чуть не пролетаю мимо поворота на знакомую улицу, останавливаю машину у старых деревянных ворот, даже не глушу мотор. Вытаскиваю девушку из салона. И вдруг она открывает глаза, смотрит мне в лицо, отодвигая куртку, которой я ее закрываю от ледяных струй.
