Замер, всё ещё сжимая её в объятиях, накрывая своим телом. Потом расслабился.
Пустое. Не факт, что непременно родится больной. Да пусть даже родится, как будто не хватит денег обеспечить ему нормальную жизнь. Всё же желание увидеть её со своим ребёнком на руках не отпускало, внутри резало болью при мысли, что оно несбыточно.
Я скатился с неё, упал лицом в подушку, притянул Тинну ближе к себе. Она не сопротивлялась, жаркая, покорная, родная. Так я и заснул, вдыхая запах её волос.
Проснулся от смутной тревоги: её не было рядом. Я вскочил – она снова нашлась в детской, неугомонная. На меня посмотрела испуганно, а глаза опять были красные, припухшие, ревела, видимо.
Ничего, к ночи я вернусь, и мы поговорим. В тот день у меня было полно дел, я так и сказал, попросил без меня не ложиться.
Вот только когда я вернулся домой, меня ждала голая, ошеломляющая, режущая нутро пустота – ни Тинны, ни ребёнка… и жалкий листок с выведенными её рукой строчками:
«Я тебя люблю. Но я должна поговорить с отцом. Не ищи».
Я рухнул в кресло, сжимая пальцами виски. Внутри полыхнуло желание убивать.
Во имя Райаса, какая же идиотка! Отправилась прямо в пекло бездны, да ещё и с ребёнком! Ведь я же человеческим языком ей объяснил, что её отец – мой враг, что ей нужно выбрать раз и навсегда. И что её саму ищут из-за связи со мной, что из замка не хотел отпускать не по своей прихоти – этого она тоже не понимает.
В следующий миг я был уже на ногах, а ещё через миг в груди возникло странное сосущее чувство, ощущение, как будто кто-то зовёт меня, и в воздухе возник жаркий круг, в котором появилось мутное тёмное изображение.
Тинна
Сейдж меня не слышал. Принял решение и, как обычно, не собирался поставить меня о нём в известность. Он даже не послушал, когда я просила его остановиться, не делать того, о чём мы оба потом пожалели бы, словно задался целью доказать мне, что всё в порядке, что ничего не произошло. Он походил на помешанного, которого одолевает единственная навязчивая идея: если делать вид, что всё по-старому, всё действительно будет по-старому.
Но уже ничего не могло быть по-старому.
Я всё же поддалась его натиску. Воспротивиться было невозможно, он взял бы меня силой, это читалось в его глазах, в упрямой линии подбородка, в жёстких, резких движениях.
И да, мне было хорошо… но даже обнимая его во время нашей близости, я отмечала то, что раньше сознание игнорировало. Его глаза и правда походили на глаза моего отца. Да и вообще – взгляд, мимика, манера усмехаться.
Теперь я смотрела на него и ужасалась, как могла быть настолько слепа. Видимо, бабушка была права, и всем остальным во внешности он был обязан матери, так что даже его отец… муж его матери – не понял, что это не его сын? Или, может быть, понял? Понял и нарочно настраивал Сейджа против моего отца, убеждал, что именно он виновен в смерти его матери, не упускал момента, чтобы напомнить о мести.
Эта мысль обливала мои внутренности ледяным холодом. Бедный маленький Сейдж, брошенный матерью, которая не вынесла разлуки с любимым, использованный тем, кого считал отцом. Грубо лишённый прошлой жизни моим отцом, который, в свою очередь, считал его сыном соперника. И ведь до сих пор считает! Ненавидит, хочет уничтожить.
Теперь их вражда вызывала во мне отчаяние. Как же так можно, чтобы из-за чужих ошибок и замыслов отец и сын вынуждены противостоять, желать сжить друг друга со свету?
Я обязана рассказать всё отцу.
А ещё… я обязана была уйти от Сейджа. Нам нельзя оставаться вместе. Он мог говорить что угодно, но я была уверена: его мать не сошла с ума и не ошибалась. Мой отец и впрямь был и его отцом.
Что за жестокая шутка судьбы? Как можно было среди многих миллионов людей найти и влюбиться в того человека, с которым нас связывают узы кровного родства? Или недаром говорят, что женщины ищут тех мужчин, которые похожи на их отцов? Только в моём случае это оказалось далеко не только сходство характеров – непримиримых, упрямых характеров.
Не желая отказываться от сказки, что я нарисовала себе – о нашей с Сейджем семье, младших братьях и сёстрах для Алайны, тихой спокойной жизни вдали от бурных перемен – я даже позволила себе помечтать: а вдруг я не дочь своего отца. Но эта мысль, едва мелькнув, тут же растаяла: ведь он же сам обучал меня ритуалу связи по крови! Если бы я была не дочь ему, он узнал бы это первым – и ни за что не сделал бы меня своей наследницей, не стал бы болеть сердцем, беспокоиться и хлопотать.
Но поговорить с ним мне нужно было. Раскрыть глаза на грех, который он чуть было не совершил – убийство собственного сына. И скрыться, сбежать в Ордон, в Амань, где ждёт верная Нергия. Где Сейдж нас не найдёт.
Как же это непросто – так желать быть с тем, с кем быть вместе невозможно.
И не оставлял страх за дочь. Точно ли она нормальная? Она ведь до сих пор не говорит, не сидит сама, зубки ещё не начали резаться. Вдруг она запаздывает в развитии, потому что у нас с Сейджем есть общая кровь?
После того как мы вернулись, я постоянно кидалась в слёзы. То ли потому, что тревога за Алайну сжимала сердце раскалёнными клещами, то ли потому, что моя картинка-мечта рассыпалась вдребезги, мне никогда не суждено быть вместе с Сейджем, стать его женой – я и сама не понимала. Конечно, сейчас, когда никто не знает, что мы родственники, когда у нас разные фамилии – может быть, мы и могли бы пожениться, формально, конечно же. А дети? Я хотела от него ещё детей. А теперь мне было страшно. За них, ещё не родившихся, но уже намечтанных, за него, за себя, за нашу дочь. Я не понимала, о чём он думает, и от этого делалось ещё страшнее.
Выбраться из замка оказалось на удивление просто. Я всего лишь с уверенным видом велела запрячь карету, дескать, хочу отправиться за покупками. Готовилась, что придётся лгать и настаивать, но мой приказ приняли как должное, и, не успела я оглянуться, как мы втроём уже сидели на кожаных сидениях, а карета тряслась по булыжной мостовой.
Фесса ахала и охала, испуганно осматривалась, словно опасаясь увидеть в каждом углу существ из бездны. Алайна играла с тряпичной куколкой, которую я сшила ей на досуге. А у меня слёзы наворачивались на глаза, когда я думала о кроватке, оставленной в детской замка, об опустевшей комнате, о чувствах Сейджа, когда он увидит, что нас нет.
Я надеялась, что оставленная записка уменьшит его гнев, но всё равно боялась. В минуты ярости он не владеет собой, может поддаться влиянию Фараиту. А мне действительно нужно было поговорить с отцом, прежде чем скрыться. Я настолько осмелела, что на полпути велела кучеру ехать прямиком в замок графа Рейборна.
Как ни странно, он не возразил и даже не удивился, молча кивнул и направил лошадей в нужную сторону.
Подъезжая к замку отца, я почувствовала, как сильнее забилось сердце. Ещё немного, и я снова увижу отца. Мы так и не поговорили с ним после покушения в королевском дворце, хотя он, кажется, наконец смягчился в своём отношении к Алайне. К Алайне, боги… к своей внучке с обеих сторон.
